Забытый ныне поэт, переводчик и мим Валентин Яковлевич Парнах (брат поэтессы Софьи Парнок) родился в 1891 г. в Таганроге, учился в Петербургском университете, занимаясь параллельно музыкой под руководством М.Гнесина и драматическим искусством у В.Мейерхольда. Как поэт, он дебютировал в акмеистском журнале "Гиперборей" (1913), летом 1914 г. съездил в Палестину, "движимый, по словам составителя, чувством наивно-мечтательного библеизма и болезненным ощущением своей неслиянности с духом российского самодержавия".

Валентин Парнах.
Жирафовидный истукан. 50 стихотворений.
Переводы. Очерки, статьи, заметки.
Сост., вступит. статья и комм. Е.Р.Арензона.
М., "Пятая страна" "Гилея", 2000. 224 с.

С началом Первой Мировой войны Парнах перебрался в Париж, записался в Сорбонну, изучал испанскую культуру и много общался с русской эмигрантской колонией, увеличивавшейся день ото дня. В 1919 г. он выпустил свой первый поэтический сборник "Самум", украшенный тремя рисунками Н.Гончаровой, в том же году сборник "Набережная" (обложка и спинка книги М.Ларионова), на следующий год сборник "Словодвиг" (параллельное французское название "Mot Dynamo"), иллюстрированный Н.Гончаровой и М.Ларионовым, а в 1922 г. под эгидой "Палаты поэтов" книгу стихов "Карабкается акробат", к которой приложен портрет автора работы Пабло Пикассо.

"1919 год, рассказывает составитель, стал переломным для всей совокупности культурно-художественных воззрений и интересов Валентина Парнаха. Джазовые оркестры американских негров, ошеломившие парижан концентрацией неслыханных звучаний и ритмов, невиданная в Европе сценическая раскованность музицирования заставили вчерашнего адепта петербургской культуры пересмотреть арсенал выразительных средств и возможностей как поэтического слова, так и мимического искусства".

В 1922 г. искатель новых ощущений вернулся в Москву. Именно Парнах привез в Советскую Россию джаз и познакомил с ним первых слушателей.

Следующие два года о нем много говорилт: в Театре Мейерхольда он заведовал музыкальной и хореографической частью, в кинотеатре на Малой Дмитровке вместе с "эксцентрическим оркестром" исполнял "Кошку на клавишах" Р.Конфрея и "Быка на крыше" Д.Мийо. В периодике он печатал многочисленные заметки о современной западной музыке, хореографии и авангардной поэзии, а материалы о дадаизме, напечатанные им в журнале "Современный Запад", полвека оставались для российского читателя главным источником сведений об этом течении.

Хотя Парнах мог претендовать на роль "московского Жана Кокто" (Е.Арензон), в СССР он ужиться не смог и в 1925 г., выпустив на собственные средства поэтический сборник "Вступление к танцам", снова уехал в Париж, "охваченный новой страстью к латинскому миру".

Прошло шесть лет, и Парнах, все это время остававшийся сотрудником мейерхольдовского театра, вновь вернулся в Москву но на этот раз не модернистом, не пропагандистом джаза, а скромным переводчиком европейской классики.

За 20 следующих лет Парнах перевел сборник "Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции", стихи Федерико Гарсии Лорки, "Мемуары" Агриппы д'Обинье и многое другое. Он умер в начале 1951 г. и "был похоронен Союзом писателей по низшей категории".

В сборник "Жирафовидный истукан" вошли стихи Парнаха, переводы из Тристана Тзары, Рихарда Гюльзенбека, Макса Эрнста, Селины Арно, Блеза Сандрара, Жана Кокто и дюжина заметок о художественной жизни 1920-х годов.

*

Литературным символом Праги и Чехии для русского читателя всегда был солдат Швейк, если и не родная, то уж всякому понятная душа, народная фигура. Только пожив в Праге, понимаешь, что сегодняшние чехи Швейка стесняются, вытесняют из сознания. Швейк, конечно, идет у них на экспорт, но явно без удовольствия со стороны экспортера.

Другое дело Франц Кафка. "Сделать былью" тонкого интеллектуала, перескочить вместе с ним в более высокую страту все это понятные порывы уставшего от полувековой подневольности национального сознания.

Гаральд Салфеллнер.
Франц Кафка и Прага.
Прага, "Виталис", 2000. 143 с.

Тем более что с Прагой Кафку связывает очень многое и быт, и творчество, и любовь, и драма. Он родился в доме торговца галантерейным товаром на Микулашской улице в самом центре города здесь была окраина еврейского гетто; на улицу Масную ходил в начальную школу; посещал немецкую гимназию на Староместской площади; учился в Карловом университете и брал книги в библиотеке Клементинума. Затем со своими ближайшими друзьями Оскаром Поллаком и Максом Бродом (впоследствии его биографом) развлекался в различных богемных салонах и кафе "Го-Го", "Эльдорадо", "Люцерне". А годы спустя проводил время в литературных кафе вроде "Континенталя" и "Арко". Или посещал дом честолюбивой аптекарши Берты Фанта, которая играла огромную роль в духовной жизни Праги; там увлекались спиритизмом, учением Елены Блаватской, теософией Р.Штейнера. Среди пражских знакомых Кафки такие известные писатели, как Франц Верфель, Роберт Музиль, Альфред Кубин.

В журнале "Гиперион" Кафка напечатал свои первые рассказы; в гостинице "Эрцгерцог Стефан" (сегодня "Европа") читал прозу собравшимся слушателям; много лет служил в страховых компаниях на центральных улицах города, снимал квартиры и комнаты для уединенного литературного труда, вел дневник и писал письма возлюбленным Фелице Бауэр, Юлии Вогрызковой, Милене Есенской.

Новые переживания Кафки возникли после окончания войны и смены власти. "Как и ушедшая в прошлое монархия, пишет Г.Салфеллнер, только что образованная Чехословацкая республика была многонациональным государством, в котором задавало тон национальное большинство, теперь, конечно, с обратным знаком. Хотя волны антисемитизма в первые годы республики не представляли собой ничего нового, они все-таки были исключительны и удивительны по своей ожесточенности, особенно учитывая однозначно негативное отношение к подобным тенденциям уважаемого большей частью чехословацкого населения президента Т.Г.Масарика".

"Сейчас, пишет Кафка в одном из писем, я провожу все послеобеденное время на улицах и купаюсь в ненависти к евреям. Героизм, заключающийся в том, что ты все-таки остаешься".

И хотя Кафка не скрывал, что в последние годы духовная ценность Праги была для него в значительной степени "сомнительна", он все же подвел итог в одной фразе, сказанной своему учителю древнееврейского языка Фридриху Тибергеру: "В этом маленьком круге заключена вся моя жизнь".

Франца Кафку похоронили на Новом еврейском кладбище летом 1924 года.

ИВАН ТОЛСТОЙ

Прага

©[an error occurred while processing this directive]"Русская мысль", Париж,
N 4336, 12 октября 2000 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:     ...  [ В Интернете вып. с 12.10.2000 ]