|
РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ |
Изгнание в вечность
Теперь мое присутствие на богослужении по случаю завоевания Крыма... Надо все знать. Надо знать, как я трижды отказывался, как меня осаждали друзья... Это было при свидетелях, когда я страдал мучительными болями хронического воспаления язвы додэналь, в июле 42 г.
...Я решительно отказался. И тут... друзья моего погибшего в Крыму сына, моего единственного... студента-офицера, сражавшегося и в великой войне, и в добровольческой армии.., расстрелянного, замученного большевиками, мне бросили: "но ведь там же Сережа Ваш.., ведь это моление за погибших от богоборческой власти...". И я, в болях несовместимых, сказал: "хорошо... делайте, как хотите..." И я пошел в храм и был на панихиде. Но я не праздновал победы! И я ни причем, что к моему имени в газетке добавили, "автор "Солнца Мертвых". Один Господь знает, сколько я вынес... в какой смуте был... но я не изменил ни памяти сына, ни Родине. [На снимке: Сергей Шмелев сын Ивана Шмелева.] Да, не надо было идти, но... у меня не хватило воли сопротивляться: там покоятся, где-то под Феодосией, останки моего мальчика, и я верил, что теперь мне, может быть, позволят поехать туда и искать... в общем рве... и предать погребению. Я надеялся опознать... по известному мне признаку, по "зубному протезу", нехватка двух зубов в верхней челюсти, спереди... Надо знать жизнь и муки человеческого сердца! Надо иметь немного воображения, чтобы понимать страдания других... Этим недостатком отмечено нынешнее человечество... потому и упадок высокого искусства, потому-то и такая легкость ко многому, важному...
Надо знать, в каких условиях протекала жизнь во Франции. Теперь многое уяснилось. А тогда... я многого и не знал и не предвидел. Теперь-то мы знаем, что все было под "гестапо". И все мы ходили у края ямы. Я видел и странные взгляды иных, того же председателя, просившего у меня "активного" и получившего отказ я не пишу "активного". Я ни разу не посетил за эти 7-8 лет синема, хотя у меня и торговали не немцы для фильма. Я поверите ли!? за все годы оккупации не сказал ни одного слова, буквально! ни с одним даже солдатом немецким!.. только вот побеседовал с покупавшим права... Теперь... да, я вижу, что многое иначе представлял себе.., я верил в минимальную чистоту, порядочность людей.., хотя бы и немцев... Но я не сказал, ни написал ни одного слова за них, для них. Все мои напечатанные слова могут быть прочтены, они есть.
В самых первых числах февраля 40 г. ко мне пришел один русский писатель... и просил подписать протест от Русских писателей и вообще от виднейших представителей русского искусства и науки, протест против нападения СССР на маленькую героическую Финляндию... Я прочитал протест и отказался дать подпись. Не мог. Мое отношение к советской власти известно. Но тут, когда вся иностранная печать поливала Россию грязью, что о Ней писалось! когда в газетах печатались снимки с "финских кривых ножей", которыми распарывали живот неповинным ни в чем русским парням, моим землякам, москвичам, калужским, тульским.., когда Россия, какая бы она временно не была! в трудном историческом пути.., я не мог прибавить себя к числу обвинителей. Не мог. Протест появился в первых числах февраля 40 г. в "Последних Новостях". Моего имени там нет. Через два-три дня ко мне пришел в неурочный час А.И.Деникин и особенным тоном сказал: "дайте, Иван Сергеевич, пожать Вам руку". Я был удивлен. Мы были близко знакомы, с 25 года. Я протянул руку и спросил: "почему Вы так..?" Он ответил: " Вы не подписали..." Я только сказал: "как же я мог подписать?!.." Ясно.
Вот, Борис Иваныч. Тяжело мне было все это ворошить, писать Вам. Но я почувствовал, что я должен, хоть с Вами и не встречался, сказать Вам правду, ибо Вы сохранили доверие ко мне, лично, правда, меня не зная. Благодарю Вас".
Приведем выдержки из письма Шмелева к К.В. Деникиной от 29 января 1948 г., которое хранится в Бахметьевском архиве в Нью-Йорке.
"В Америке, как и в Париже, меня пытались опорочить. Знаю. Все знаю. Созвучно с Кремлем бесами, до поношения по радио. Я ответил публично. Может быть, Вы знаете? Но русским "американским" я еще не ответил. Агенты бесов из Парижа группка снабжала газету в Нью-Йорке клеветой. Я знаю последствия. Но никому не пришло в голову попросить моих объяснений, а меры-то приняли, пытаясь лишить меня чести, лишив (!!) посылок! Ответил на клевету за меня мой верный множественный читатель! Поверили "Советским агентам" (теперь это определилось), но старого русского писателя не сочли нужным запросить.
А корни сего ох глубоки! С февраля 1940 (помните, как Антон Иванович посетил меня и пожал мне руку, за то, что я не подписался под "гнусным воззванием" в "Последних новостях"? Вот откуда). Со мной, много спустя, свели счеты... И не кучке "сов-патриотов" и по ее клевете не некоторой группе введенных в заблуждение людей в Нью-Йорке учить меня чести и любви к Родине. Я более полувека русский писатель и знаю, что такое русский писатель и каков его долг. Я уверен, что дорогой Антон Иванович знал подлинного меня. Как и Вы, милый, добрый и давний друг наш. Каков был, тем и остался. Многое мог бы сказать Вам. Может быть, и доведется. Мне грустно, что в числе поверивших клевете и подлогу могли оказаться чистые, достойные русские люди, кого я и посейчас почитаю, радуясь их служению обездоленным... Было создано "замешательство", создано сознательно-злостно, на радость бесам. Ну, время придет, и если это надо, с помощью Божьей, все откроется.
Простите, что невольно взволновавшись поднявшейся горечью, высказался перед Вами. Но что-то повелело мне сделать так. Вы, как и Антон Иванович, знали меня, может быть, ближе и вернее, чем иные многие. Но и я это знаю мой массовый читатель остался мне верен. И когда горсть хулила меня мне посылали благодарственные и укрепляющие письма и знаки за то, что я давал им Россию, когда ее лишь поливали грязью и заливали кровью. Это был ответ за меня".
Прошло более 50 лет со времен, когда было сфабриковано "дело Шмелева", но мы не случайно возвращаемся к этим темным дням в жизни писателя. Сейчас, когда Шмелев вновь вернулся в Россию и его сочинения издаются массовым тиражом, имя замечательного русского прозаика должно остаться незапятанным. Слова самого Шмелева, приведенные в этой статье, лучшее доказательство его честности, мужества и личного благородства.
ГРИГОРИЙ БОНГАРД-ЛЕВИН
Москва
© "Русская мысль", Париж,
N 4292, 11 ноября 1999 г.
 |
|
|
|
|