Философы русской эмиграции о путях России

Россия всегда была проблемой для всех и для себя в первую очередь. Причем рассматривался вопрос не столько о существующей России и ее месте в окружающем мире, но и о том, какой Россия должна быть. Судьбы отечества осмысливались не только на прагматическом уровне, но и с историософской точки зрения, когда искался высший смысл России в истории, а сам путь страны воспринимался как служение некой цели.

Книга О.Д. Волкогоновой попытка аккумулировать и осмыслить теории, идеи, раздумья российской эмиграции о судьбах своей родины. Исходная точка авторских рассуждений смысл любви российской эмиграции к родине.

«В эмиграции патриотизм стал рассматриваться как культурное творчество, ибо для изгнанников и беженцев был доступен лишь один вид российского гражданства быть людьми русской культуры. Смыслом бытия эмиграции стала самоотверженная работа по сохранению русской культуры, воспитанию молодежи в отечественных культурных традициях. (...) П.Струве имел все основания написать: "Сознательная духовная жизнь вместе с «беженством» переместилась за границу"».

Особое место в подобном "перемещении" отведено философии. В отличие, например, от литературы, которая эволюционировала как бы в двух потоках в зарубежье и внутри России, философия практически полностью переместилась в эмиграцию, сохранив духовное единство с традициями, с "материнской культурой". Направляющий вектор зарубежной русской философии унаследовал тенденции Серебряного века, культура которого имела ярко выраженный синтетический характер, это была "русско-европейская" модель духовности. Именно на рубеже веков диалог двух культурных миров (в том числе в области философии) стал особенно выпуклым. Развитие он получил в эмиграции.

Классификация оригинальных философско-исторических парадигм будущего, появившихся в зарубежье, дело субъективное. По мнению О.Д.Волкогоновой, несколько оправданнее других выглядит критерий, связанный с образом будущего общества, который обосновывается в той или иной теории. В зависимости от того, каким видели будущее России философы-эмигранты, их концепции условно можно разделить следующим образом.

Сторонники модели христианского социализма (С.Н.Булгаков, Г.П.Федотов и др.) понимали идеи равенства в самом общем смысле, как отрицание системы эксплуатации, как свободное общество, ничего общего не имеющее с тоталитарным советским режимом. Эти мыслители были убеждены, что именно в социализме найдет свое выражение общечеловеческая нравственная сущность христианства. В принципе это был возврат к идеям раннего христианства, но не с позиций нравственного утопизма, а с точки зрения конкретных социальных и экономических процессов современного мира.

Вторым по значимости (в творческом смысле) можно считать течение евразийства. Оно было новым и оригинальным словом в интерпретации "русской идеи" (которая, строго говоря, стала не совсем русской: главный тезис евразийства как раз состоял в признании определяющим в российской истории азиатского элемента, в утверждении восточного характера российского этатизма и культуры). Евразийство оставалось непримиримым антизападным поборником будущего бывшей Российской империи, в нем обосновывалась бесспорность учета именно евразийской самобытности.

Еще одним значимым течением в философском предвидении будущего России стало обоснование монархического идеала. Речь идет не о разнообразии политических объединений, а именно о теоретическом монархизме. (И.А.Ильин, И.Л.Солоневич и др.). Среди убежденных монархистов существовало два подхода к будущему России: для одних оно вне монархии вообще не мыслилось, а другие, "непредрешенцы", будучи уверенными в преимуществах монархического правления, тем не менее предлагали не решать вопрос о будущем за русский народ, настаивая на том, что "настоящий патриот должен будет принять любую государственную форму, если за нее выскажется большинство населения".

Разумеется, названными именами и течениями не исчерпывается все богатство государственно-национальной идеи, разрабатываемой в Зарубежной России. Либеральный идеал отстаивали "старики", те, кто пришел в политику на волне реформ начала ХХ века, кто помнил бурные баталии в Государственной Думе и диспуты с царской администрацией, буйство толпы и попытки экономической модернизации. Правда, один из лидеров российских либералов, Павел Николаевич Милюков, оказался к концу жизни на позициях восхваления Сталина и советского квазипатриотизма. Антидемократическая направленность была свойственна молодой поросли эмиграции Народно-трудовому союзу, движению "солидаризма" и движению младоросов. Влияние подобных идей, однако, сошло на нет в годы Второй Мировой войны, когда появилась возможность увидеть свои программы в действии: практика национал-социализма ужаснула даже радикально правых.

Философия русской истории зарубежья составила оригинальный и, возможно, завершающий этап в судьбе "русской идеи". Произошел переход от традиционного типа национальной идентификации к поискам ее нового содержания. "Русская идея" приобрела новые черты: например, сам социализм понимался через отдельно взятую личность, т.е. преодолевалась одна из характерных особенностей идей прошлого оперирование размытыми понятиями "народ", "общинность", "стихийный коллективизм" и т.п. В отказе от бесконечной догматической рефлексии заметно преобладание идей западничества: изначально именно западническая система ценностей на первое место ставила человеческую личность, индивидуальность, не включенную в единую безликую общность.

В тех же случаях, когда в построениях философов-эмигрантов осталось оперирование термином "коллективизм", оно сочеталось не только с отказом от идей российского мессианства, но и с отказом от мифической задачи "собирания славянских земель". Под воздействием революций и диалога с западной социокультурной средой произошел разрыв с инерцией национального идеала. Развитие философии после "красной Смуты" сделало возврат к "классическому" облику "русской идеи" абсолютной архаикой. К середине ХХ столетия простор, который границы русской национальной идеи давали мысли, был исчерпан. Дальнейшая эволюция была возможна или как окончательное преодоление "русской идеи" т.е. трансформация ее в сугубо этно-культурологические определения, или как движение назад к национальной мифологии, как принципиальный отказ от рациональных подходов к проблеме исторического развития России.

ВАДИМ ТЕЛИЦЫН

Москва

© "Русская мысль",
N 4256, Париж, 04 февраля 1999 г.