Коммунизм, фашизм и национал-социализм на фоне глобальной мировой модернизации

Мы начали свои размышления, основываясь на трех роковых датах: 1917, 1922 и 1933 годах, а затем расширили хронологический горизонт до трех мировых войн: двух «горячих» и одной «холодной». В заключение мы должны расширить горизонт наших наблюдений уже не для данного выступления, которое близится к концу, а в видах дальнейших размышлений.

Наиболее широкий горизонт, вмещающий все события нашего века, это модернизация, непрекращающаяся и поистине универсальная революция, которая, начавшись сначала в Европе и вообще на Западе, охватила весь мир, знаменуя переход от традиционного общества к современному. Коммунизм, фашизм и национал-социализм не более чем эпизоды этой грандиозной и все еще продолжающейся революции. Каким образом три революции нашего столетия, такие разные и даже полярно противоположные друг другу, хотя и объединяемые общим знаменателем тоталитарности, включаются в общую революцию по модернизации слишком сложная тема, чтобы обсуждать ее теперь. Однако ее нельзя игнорировать. Я ограничусь некоторыми замечаниями относительно России темы, вокруг которой нагромоздилось множество общих мест.

Одно из них чисто идеологическая аналогия между деятельностью Ленина (и Сталина) и Петра I (и Ивана Грозного). Эта формальная аналогия, эффектная беллетристически и кинематографически, утаивает принципиальную разницу между деятельностью двух русских царей и двух коммунистических вождей: национально-имперской в первом случае и имперско-интернациональной во втором. И если дела обоих царей, глубоко отличных друг от друга, при всех эксцессах вполне соответствовали духу царившего в то время в Европе абсолютизма, то деятельность обоих коммунистических вождей противоречила либерально-демократической и социал-демократической по направленности европейской ситуации и способствовала утверждению враждебных этим тенденциям сил фашизма и национал-социализма, породив тем самым феномен тоталитаризма.

Следует заметить, что проведенная этими тоталитарными режимами (в первую очередь коммунизмом) модернизация носила особый характер, и я назвал бы ее даже не «консервативной модернизацией» (как кто-то определил ее по образцу немецкой «консервативной революции»), а применил бы, по видимости, парадоксальный термин «регрессивная модернизация». Ведь и в самом деле выбранный тоталитаризмом, особенно советским, путь «материального» (производственного, научно-технического и т.д.) развития носил военно-технологический характер, т.е. был направлен на войну и почти не имел отдачи в мирном производстве. Главное же, он привел к регрессу и вырождению, а то и самому настоящему разрушению (как в России) гражданского общества, его демократических институтов, политической и интеллектуальной свободы, самой нравственности на почве жесткого подавления религии.

Поэтому в сегодняшней России, где такая «регрессивная модернизация» осуществлена с большим, так сказать, успехом (как в позитивном смысле модернизации, так и негативном регресса), переход к демократическому обществу и национальному сознанию наиболее труден. Но трудно не значит невозможно. Исторический анализ может способствовать тому, чтобы облегчить такой переход, который должен быть замышлен и совершен на «русский» манер, без шаблонного копирования чужих ситуаций. Однако «русский» (постсоветский) манер осуществления демократии не должен стать мифической «русской идеей» и не может игнорировать того, что демократия, при всех ее национальных вариантах, должна отвечать обязательным общим критериям. Россия будущего должна быть национальной внутри своей многоэтнической и многокультурной общности, как и внутри еще более сложной европейской и мировой общности. Трудности, перед которыми стоит Россия в наши дни, серьезны, но они не менее значительны и для остального мира. История не закончилась: она просто-напросто усложнилась и чревата большим риском.

Венеция Москва

© "Русская мысль", Париж,
N 4268, 06 мая 1999 г.