Так характеризует наш век Иоанн Павел II в одном из самых последних своих обращений к миру, озаглавленном «ПИСЬМО ПРЕСТАРЕЛЫМ». Это письмо человека и христианина. В нашем сегодняшнем обзоре мы хотим особо на нем остановиться, потому что своими глазами наблюдали, какое огромное впечатление оно произвело на множество самых разных людей.

       Но еще до того, как обратиться к "Письму" и комментариям к нему, мы хотели бы остановиться на трех из тех светлых событий, которые, как говорит Иоанн Павел II, в нашем веке, богатом на ужасы, противопоставили свет мраку.

       Иногда создается впечатление, что мысль о единстве христиан и надежда на это единство, нарушенное много столетий тому назад (а согласно некоторым богословам, среди которых и архиепископ Венский кардинал Шенборн, уже в самом начале христианства см. "РМ" N4290), не только мечта о невозможном на земле, но что и сам труд, предпринимаемый в этом направлении, становится все менее и менее эффективным. На самом деле погас фейерверк иллюзий о неминуемом и немедленном примирении и воссоединении, который последовал за исчезновением "железного занавеса". Тогда действительно многие, поддавшись эмоциям, надеялись на единство, которое казалось естественным и как бы обязательным последствием разрушения стены, делившей мир на два враждебных лагеря. Всякое великое событие готовится и совершается постепенно, тихо, робкими, на первый взгляд, шагами, и таких событий было немало в межконфессиональных диалогах, которые продолжались, несмотря на сопротивление одних и благодаря твердой и светлой воле других.

       Одно из таких событий состоялось 31 октября в Аугсбурге, в Германии, когда уполномоченные представители католичества и лютеранства официально подписали совместное заявление об отныне едином понимании и толковании вопроса об оправдании и спасении человека в вечности.

       Как всегда бывает в такого рода спорах (если в них не участвует грех и восстание против Бога), все проблемы на самом деле были связаны с несовершенством формулировок и переводов текстов, а серьезное размышление привело к согласию, устраняющему один из барьеров между лютеранами и католиками, ранее считавшихся непреодолимым: оправдание верой или свобода выбора?

       От этого события богословского характера перейдем к другому вопросу, как будто биологическому или медицинскому, а в конечном итоге глубоко духовному и богословскому. Парижский журнал "Фигаро-магазин" начал публиковать в каждом номере статьи (совершенно научные, хотя и на популяризаторском уровне) и потрясающие иллюстрации, посвященные жизни до рождения. В том номере, который сегодня у меня перед глазами, заглавие статьи следующее: "Сегодня зародыш уже не незнакомец". Далее объяснение: "Диагностическое обследование эмбриона в материнской утробе позволяет уточнять и менять прогнозы и совершать настоящие хирургические чудеса. В частности, можно наблюдать за реакциями мозга зародыша на звуки и прежде всего на голос матери".

       В подробном описании всего того, что эмбрион переживает, испытывает, воспринимает, на что реагирует, с какого момента он уже выглядит как физически завершенный ребенок, мы особо выделили фазу способности испытывать боль чувствительность, которая появляется на самой ранней стадии. И уже о первых трех месяцах, тех самых, про которые сторонники абортов твердят, что они "не в счет", врачи говорят, а такие широко читаемые журналы, как "Фигаро-магазин", пишут, что это период подготовки, когда все становится на свои места, чтобы затем приобретать окончательные формы роста.

       Наш век век массовых убийств и небывалой массовой жестокости, к тому же с попыткой вновь, после нескольких веков, представить ее как норму. Но, может быть, сегодня проявляется как раз та реакция коллективного сознания и совести, о которой говорит Иоанн Павел II в своем "Письме": средства массовой информации затрагивают такую жгучую тему, как аборт, и подспудно подтверждают, что мнимая свобода, за которую с таким азартом сражаются феминистки, на самом деле свобода убийства. Всего несколько лет тому назад ни одна "светская" газета не осмелилась бы об этом заговорить.

       Иоанн Павел II не делит свое письмо к престарелым на две части светскую и духовную; оба эти аспекта жизни человека на земле переплетаются и сливаются воедино. Но он говорит о совершенно определенной части жизни: когда она подходит к концу и тем не менее, несмотря на все трудности, слабости и испытания, остается прекрасным даром Божьим, которым нельзя не дорожить и не радоваться ему. А дает этот период жизни много:

       "В каком-то смысле это привилегированная эпоха мудрости, которая обычно плод опыта, ибо время великий учитель...
       ...Библия смотрит с беспристрастным реализмом на ход человеческой жизни, так быстро пролетающей. Тем не менее она сохраняет положительное видение ценности жизни. Человек создан по образу Божьему, и каждому возрасту принадлежит своя доля красоты, и каждому поставлены особые задачи. В слове Божьем старость находит особое благоволение, раз долгая жизнь истолковывается как знак Божьего милосердия".

       Папа далее вспоминает о великих старцах Ветхого Завета, которым именно в пожилом возрасте было дано совершить главное в своей жизни: Авраам, Моисей, Товия, Елеазар; далее в Новом Завете Елизавета и Захария, Симеон, Анна, Никодим и, наконец, Петр, которому Иисус сказал: "Когда ты был молод, то опоясывал себя сам и шел, куда хотел; когда же состаришься, протянешь руки твои, и другой опояшет тебя и поведет, куда не хочешь".

       "Эти слова, продолжает Иоанн Павел II, особенно трогают меня, преемника апостола Петра: я очень сильно ощущаю потребность протянуть руки к рукам Христа, слушаясь Его веления: "Следуй за Мной!"
       ...Старость предложена нам как "полнота времени" для завершения человеческого пути и как исполнение Божьего замысла о человеке; это тот переход, в котором все объединяется воедино, открывая человеку возможность лучше понять смысл жизни и найти мудрость сердца. Старость завершающий этап человеческой зрелости и проявление Божьего благословения".   (Подчеркнуто автором обзора. Прим. Web-"RM").

       Вторая часть письма озаглавлена "Осень жизни" (по Цицерону, напоминает автор), и в ней звучат нотки его нежной любви к творению, его четкое и ясное сознание единства этого творения, плода Единой Любви.

       "Есть ведь глубокое сходство между биологическим ритмом человеческой жизни и циклами природы, к которой он принадлежит. Но в то же время человек отличается от окружающей его реальности, потому что, созданный по образу и подобию Божьему, он сознательный и ответственный субъект. Но и в духовном измерении он проходит через разные фазы, и все они равно преходящи. Св. Ефрем Сирин сравнивал жизнь с пальцами руки, чтобы подчеркнуть, как она коротка, и в то же время указать, что наподобие пальцев каждая фаза жизни обладает собственными характерными чертами : это те пять ступеней, по которым человек поднимается.
       Детство и молодость это период, когда человек формируется; он надеется на свои способности и строит планы на взрослую часть жизни. Но у старости есть свои преимущества. "Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое" (Пс 90,12)".

        "Старики хранители коллективной памяти, подчеркивает автор письма, всегда такое огромное значение придававший умению и желанию беречь память обо всем, что составляет нашу жизнь и укрепляет наше общение с Богом, и продолжает: Немыслимо было бы говорить о жизни, не останавливаясь на ее святости, которая ни на какой стадии не может быть прервана". Поэтому целая страница письма посвящена вопросу эвтаназии; он согласен с тем, что не надо искусственно поддерживать жизнь, когда она пришла к естественному концу, но это нечто совершенно иное, чем намеренное прекращение жизни, особенно другого человека, под предлогом, что таким образом сокращаются его страдания.

        "Каковы бы ни были предлоги и причины такого поступка, он остается по сути своей дурным, нарушением Божьего закона и оскорблением достоинства человеческой личности. Необходимо восстановить правильную перспективу, в которой видна жизнь в ее целостности. Правильная перспектива есть вечность, к которой готовит нас каждая фаза жизни. В этом процессе постепенного созревания человека на его пути к вечности старость играет свою особенную роль".

       В письме подчеркивается, что исключить пожилых или престарелых из активной жизни все равно что отвергнуть прошлое. А в прошлом корни настоящего. Большой и опасной ошибкой было бы создавать современность без памяти. "А еще, добавляет Иоанн Павел II, важна человеческая хрупкость, которая связана с пожилым возрастом. И в нем она проявляется более наглядно, чем в молодости. Она призывает нас всех осознать взаимную связь и взаимозависимость всех поколений: каждый человек нуждается в другом и обогащается его дарами и талантами. Для меня тут большое значение имеют слова дорогого мне поэта (речь идет о польском поэте Норвиде), писавшего: "Не только будущее вечность. Прошлое тоже принадлежит к вечности; то, что было, не возникнет вдруг вновь таким, как было... Оно вернется как Идея, но таким, как было, не восстанет вновь"".

       Мы уже говорили о том, как характерна для Папы постоянная живая и ласковая забота о людях, в данном случае о том, чтобы жизнь пожилых людей не была слишком трудной и мучительной, чтобы их не обрекали на муки отсутствием внимания или любви. Но главное все-таки то, что выражено словами, тоже взятыми из Псалтири: "Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей перед лицем Твоим" (Пc 16,16).

       "Конечно, по мере того, как проходит время, начинает постоянно присутствовать мысль о "закате". Граница между жизнью и смертью проходит через нас и неумолимо приближается к каждому из нас. Если жизнь странствование к небесной отчизне, то старость это то время, когда мы естественно смотрим на порог вечности. Но и в старости трудно принять приближение этого перехода. Человек не может избавиться от мрака, внесенного в жизнь грехом, и поэтому этот переход тоже ощущается им как мрак, устрашающий и огорчающий. Иначе и не может быть: человек создан для жизни, смерть не входила в первоначальный Божий замысел, она проникла в него вследствие греха, и перед этой темной реальностью человек пугается, сопротивляется и пытается бежать. Мы можем понять смерть рационально в биологическом плане, но мы не можем принять ее как естественное явление. Она противоречит самому глубокому инстинкту человека. Человек боится не только страдания и распада, он больше всего боится того, что все кончится навсегда. И действительно боль была бы безысходной, если бы смерть была окончательным разрушением, концом всего. Поэтому смерть заставляет человека задавать основные вопросы о смысле жизни: что там, за тенью смертной стены? Она окончательный конец жизни или есть что-то, что выходит за ее пределы?
       Христос преступил предел смерти и открыл жизнь за этим пределом, на той неизведанной человеком территории, какой является вечность. Он первый Свидетель бессмертной жизни и в Нем человеческая надежда находит полноту бессмертия. Смерть реальность драматическая и невыносимая, во Христе и через Него искупается и преображается до такой степени, что становится "сестрой", ведущей нас в объятия Отца". (Иоанн Павел II ссылается тут на св. Франциска, назвавшего смерть сестрой "сестра наша плотская смерть").

        "Итак, вера, продолжает автор письма, освещает тайну смерти и делает старость временем мира не пассивным ожиданием разрушения, но обещанным приближением к полной зрелости. Эти годы надо прожить, доверчиво отдавая себя в руки Божьи. Это период жизни, который надо использовать творческим образом, углубляясь в молитву и посвящая все свои силы помощи братьям и любви к нам. Жизнь на земле прекрасна, несмотря на все ее трудности и страдания, и надо прожить ее до конца. Но не в ней окончательная ценность. В христианском видении закат жизни становится переходом, мостом от одной жизни к другой, от хрупкого и неверного счастья на земле к полноте радости, которую Господь уготовал для верных слуг Своих".

       Это сокращенное изложение надо закончить последними фразами письма, в которых идет речь о личном и человеческом характере написанного в ответ на столько увиденных, понятых и принятых с нескончаемым состраданием человеческих метаний, вполне ему понятных.

        "Я испытываю искреннее желание поделиться с вами до конца чувствами, которые живут во мне в этот период моей жизни, после более чем двадцатилетнего служения на кафедре Апостола Петра и стоя уже на пороге Третьего тысячелетия. Несмотря на трудности, пришедшие с возрастом, я сохраняю любовь к жизни. За это я благодарю Господа. Большое счастье иметь возможность отдать себя до конца служению Царству Божьему. И в то же время я ощущаю глубокий мир при мысли о той минуте, когда Господь позовет меня: из жизни в жизнь. Поэтому я часто произношу без малейшей грусти молитву, которую священник читает после совершения Евхаристии: в час смерти позови меня и прикажи мне идти к Тебе. Это молитва христианской надежды, она ничего не отнимает у радости, переживаемой в данный момент, но отдает будущее под охрану божественной доброты. Прикажи мне идти к Тебе это самое глубокое и решающее стремление человеческого сердца даже для тех, кто этого не сознаёт".

       Может быть, в этих последних коротких словах самое бесстрашно христианское, что дал нам в этот наш страшный и светлый век человек, познавший весь его ужас и проливший на него столько света любви: даже для тех, кто этого не сознаёт.

ИРИНА ИЛОВАЙСКАЯ

©   "Русская мысль", Париж,
N 4291, 04 ноября 1999 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:     ....