Я была сражена. Слово "зарезать" пошехонцы заменили, да еще как! Стало быть, лишить жизни это значит нарушить (порядок в мире). Пошехонцы неистощимы, только слушай.
К сожалению, я пока почти ничего не слышу вокруг, брожу в полной тишине (даже если вокруг говорят). Слышу только, как шелестят деревья после дождя или под дождем. И вот этот шелест я особенно отчетливо слышу.
Под верандой устроился сверчок и стрекочет без устали, только с секундными передышками видимо, для добора дыхания. Он уютный, конечно, но мешает слушать тишину.
Ощущение от жизни странное. Промежуточное. Словно я готовлюсь к чему-то. К чему? Все повседневные дела идут своим чередом, я все делаю как обычно, как привыкла. И жду. Чего?
25 июля. День смерти Высоцкого. Небо лежит на крышах. Только что закончился долгий, сильный дождь. Но, может быть, он захочет повторить, ведь еще не вечер (как пел Высоцкий).
У нашей калитки собрались соседи: Светлана, Женька, Лиза.
Женька привел с пастбища свою любимую козу и повел ее доить.
Светлана звенит на всю улицу: "Он ее любит, дак прямо... Только он ее и доит, дак он один и молоко ейноё пьет. Я опще молока не пью, даже коровьего. Да ну, нынче все ровно будем ее нарушать, уж она старая".
Я спрашиваю: "А сколько козы живут?"
"Светлана: "Не знаю. А уж этой седьмой год. Старая, поди".
В это время Женька встретил ихнего маленького котенка и тут же поставил его на спину своей козе. Она, естественно, шарахнулась в сторону, забрыкалась. Светлана весело на всю улицу кричит: "Ты чово жо хошь, большой, а без гармошки. У твоей козы молоко-то перегорит, так пугаешь ее". Женька тоже хохочет. Они опять умеют смеяться, как тогда, когда мы только приехали сюда и любовались на эту веселую пару. Ну, слава Богу.
Потом Светлана рассказала мне содержание очередной телевизионной многосерийки (Лиза кивала: "Да-да"), очень, говорит, трогательная. Потом полюбовались на мамулины цветы. На сороковой день отнесем их ей. Лиза очень жалобно и красноречиво заговорила про сено, что оно нигде не сохнет, везде мокнет и не убрано: "Уж кое-где закатанноё, дак чово жо не увезли, не убрали? Вот ведь..."
Среди этого непринужденного разговора я почувствовала, что, кажется, мне плохо может быть, упаду сейчас. Прервать разговор было жаль и невежливо они ведь развеселить меня хотят. Потом дошла до своего фонаря и рухнула.
Не беспокойся, утром я была уже вполне живой и побежала за горизонт. Прогулка длилась пять часов. Раздышалась. Позвонили девчонки любимые артистки ярославские: Танечка и Зотишка. Хотят приехать. Я рада.
Пошехонье Москва
© "Русская мысль", Париж,
N 4293, 18 ноября 1999 г.
N 4294, 25 ноября 1999 г.
N 4295, 2 декабря 1999 г.
| [ 3 / 5 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
