|
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ |
Итак, спустя тысячу лет развития Россия по-прежнему "подросток". Об этом в 1918 г. и Василий Розанов, но с удивлением и тоской: "Страшно, дико: но, проживя тысячу лет мы все еще считаем себя "молодыми", "молодою нациею"". Однако ощущение это, что нам еще все только предстоит начать, как я уже говорил, коренится в глубокой традиции культуры без наследства. Недоверие к собственному прошлому рождает веру в великое будущее. Но где гарантии этого величия? Константин Леонтьев звучит здесь скептичнее и желчнее любого западника: "Разве решено, что именно предстоит России в будущем? Разве есть положительные доказательства, что мы молоды". Аналогично в середине прошлого века отношение А.С.Хомякова к рассуждениям о "детской восприимчивости" России: "Утешительный вывод: девятисотлетний рост будущей обезьяны". Эти ламентации реакция на бесконечные попытки каждый раз начать все заново.
Вряд ли такое состояние общества говорит об устойчивости цивилизационных завоеваний. Склонность к постоянным перерывам в развитии свидетельствует скорее не о молодости, а о духовной невзрослости, об определенной, многократно опробованной культурой защитной реакции против усложнения социума. Разговоры о нашей исторической юности возникали в результате нежелания знать свое реальное прошлое, пусть скверное, не красящее, но действительно бывшее. Гораздо легче и спокойнее, как это и делает подросток, придумать себе красивую биографию, создать руками официозных борзописцев историко-олеографическую родословную России. Но это псевдоистория.
Реальная история возникает там, где есть развитие и взросление, то есть неложное знание о себе и преодоление себя. Это-то и есть подлинное и плодотворное восприятие традиции, позволяющее не бояться и традиции нигилизма.
ВЛАДИМИР КАНТОР
Москва
© "Русская мысль", Париж,
N 4300, 13 января 2000 г.
| [ 5 / 5 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
