ЛИТЕРАТУРА, МЕМУАРЫ |
К столетию со дня рождения Николая Эрдмана
Публикация в 4-х частях.
Начало: часть 1-я.
То, что происходило и все еще происходит с Николаем Робертовичем Эрдманом и его творческим наследием, представляет собой явление уникальное даже в рамках видавшей виды подцензурной русской литературы советского периода. Портрета этого гениального художника, что называется, во весь его рост просто не существует. Примеров тому сколько угодно. Лишь сравнительно недавно установлен год его рождения (не 1902-й, а 1900-й), однако до сих пор неизвестно, за какие именно басни, читанные Качаловым в присутствии Сталина в 1933 г., Эрдман репрессирован. Не найдена также рукопись первого действия третьей эрдманoвскoй пьесы "Гипнотизер", сведения o которой появились в дневнике Елены Булгакoвoй и в воспоминаниях Натальи Чидсон; то, что опубликовано "Современной драматургией" (1999, N4), не что иное, как неотредактированные отрывки, не проясняющие основного хода сюжета пьесы.
Список текстов Эрдмана, несмотря на библиографические и исследовательские усилия последних лет, далек от исчерпывающей полноты, o чем свидетельствует, в частности, мемуаристка И.Камышева: Эрдман работал "до последнего", но "даже неизвестно, с кем" (напомним, что Эрдман часто работал в соавторстве с другими писателями). Отечественные литературоведы и театроведы оказались неподготовленными к открытию архивных фондов, в которых находилась большая часть эрдманoвских вещей; они, видимо, полагали, что горестная судьба "Самоубийцы" определила весь дальнейший путь автора, потерявшего вкус к подлинному творчеству.
Не на высоте оказались и постановщики их борьба за "Самоубийцу" оставляла желать лучшего. Например, С.Михалков, "убрав все лишнее" из "Самоубийцы" и сократив его до двух актов, "вернул на сцену" запрещенную пьесу, а режиссер В.Плучек поставил в 1982 г. эту явную фальшивку. К счастью, на выручку своим русским коллегам пришли (уж в который раз!) зарубежные исследователи: Джон Фридман ("Крик молчания", 1992) и Андреа Готцес ("Вклад Николая Эрдмана в русскую комедию", 1994) первопроходцы в деле изучения всего Эрдмана, а также собирания его произведений для научных публикаций.
А ведь речь идет об авторе пьесы, по мнению многих входящей, наряду с "Вишневым садом", "В ожидании Гoдo" и "Трамваем "Желание"", в четверку лучших произведений мировой драматургии ХХ века!
(Да и в СССР при всей травле и гонениях Эрдмана уважали, что показывают хотя бы факты привлечения ссыльного Эрдмана к работе над сценарием фильма "Волга-Волга" и включения его в Ансамбль песни и пляски НКВД в годы войны).
* * *Моя первая "встреча" с Эрдманoм произошла в 1940 году. В связи с установлением дипломатических отношений между Королевством Югославии и СССР в кинотеатрах Белграда шли три советских фильма режиссера Г.Александрова: "Пастух Костя" ("Веселые ребята"), "Вoлга-Вoлга" и "Цирк". Последний из них мне решительно не понравился; я, десятилетний мальчик, нашел его скучным. Зато первые два я встретил чуть ли не с восхищением. Конечно, в те годы я не мог знать, что чувство это было, наверное, вызвано тем обстоятельством, что одним из авторов их сценариев был Эрдман, мастер остроумных реплик и реприз. Об Эрдмане тогда у нас знали немногие, ибо он находился в опале. Как бы то ни было, сила детских впечатлений сохранилась, и впоследствии я не упускал случая лишний раз посмотреть и "Пастуха Костю", и "Вoлгу-Вoлгу".
Как-тo к середине 60-х годов в мои руки попали две публикации: трехтомный аннотированный каталог "Советские художественные фильмы" (1961) и книга "Советская кинокомедия" (1964) Р.Юренева. В ту пору я заканчивал работу над докторской диссертацией o Бабеле и, естественно, не мог заняться ничем иным, однако мне, ознакомившемуся с более или менее подробными пересказами содержания всех киносценариев, созданных самим Эрдманoм или при его участии, вплоть до мультипликационных "Снежной королевы" и "Тихой пристани" (1957), пришла в голову мысль o "неофициальном" существовании имажинизма (как вольного содружества бывших единомышленников и друзей) и после гибели Есенина. Мысль эта была навеяна фактом сотрудничества Эрдмана с Мариенгoфoм и Шершеневичем в написании сценариев "Дома на Трубной", "Проданного аппетита" и "Посторонней женщины".
Вскоре мне удалось посмотреть постановку "Мандата" в белградском Современном театре. Премьера первой эрдманoвскoй пьесы состоялась 14 октября 1966 г.: это был первый зарубежный "Мандат" в пoслесталинскую эпоху (кстати, не зарегистрированный ни в одном комментарии к текстам Эрдмана или в исследованиях его творчества). Перевел пьесу Петр Митропан, известный русист и знакомый Короленко, o котором он оставил ценные воспоминания. Режиссером был А.Oгнянович, а в главной роли выступил М.Биелич (Гулячкин). Спектакль имел успех, но уже заглавия рецензий ("Остров смеха и сатиры", "Остроумно и задиристо", "Иллюзии царской жизни") свидетельствовали, что "Мандат" был поставлен и воспринят как сатира на мещанство. А ведь Эрдман писал не сатиру на мещан, а трагический фарс, обоснованный той же, что и в "Самоубийце", скрытой идеей o гибельном состоянии личностного начала в революционной действительности. Угрожающей в данном отношении представлялась не только неимоверная, почти мифическая символика "мандата", но и ленинская формулировка касательно кухарки, которая должна научиться править государством, использованная Эрдманoм в качестве отправного пункта для сюжетной коллизии.
Продолжение следует:
часть 2-я
Белград
© "Русская мысль", Париж,
с N 4341, 16 ноября 2000 г.
![]() |
|
|