За долгую свою жизнь Алексей Михайлович Ремизов (1877-1957) множество раз вспоминал события поздней осени 1896 г., особенно день 18 ноября. "Роковой для меня день", "переход в какую-то 
другую жизнь", такова итоговая оценка, данная им на излете земного бытия.
В тот день Ремизов был арестован за участие в студенческой демонстрации отмечалось полугодие Ходынской трагедии. Четкий почерк писаря в Деле департамента полиции (оно хранится в Государственном архиве Российской Федерации) зафиксировал: Ремизов Алексей Михайлович, вольнослушатель Московского университета, юридический факультет, "замечен в агитации и подстрекательстве студентов к беспорядкам. Был главным руководителем манифестации 18 ноября".
И до конца жизни Ремизову будут сниться то тюрьма, то комната без окон, то тяжелые чугунные двери... И, конечно, жандармы. И, разумеется, следователь: "Ваш обвинительный пункт, говорит он, пронырливая меня глазами..."
Камера-одиночка Таганской тюрьмы место первого его заключения. Именно здесь Ремизов начал вести свой первый в жизни дневник. (Мемориальную доску вешать негде: Таганскую тюрьму снесли в начале хрущевской оттепели.) И многие годы в рассказах, повестях и романах Ремизова, в его автобиографической прозе будет присутствовать эта тема тюрьма, следователь, ссылка...
Пожалуй, центральной в этом ряду стала повесть "Пятая язва" (1912) о следователе Боброве, одержимом идеей утверждения законности в России единственного, на его взгляд, средства спасения гибнущей страны. Мечтал он, собственно, о построении правового государства. Только тем и жил. И вел "заветную тетрадь", в содержание которой Ремизов вложил много собственных выстраданных мыслей о трагической судьбе России обобщенных затем в его знаменитом "Слове о погибели русской земли" (1917).
Лишь перед смертью Боброва осенило: "Да на кой черт этому народу законность твоя!.. Беззаступный, бунташный... проклятый народ!.." И как решение всех проблем стакан водки да шальная мысль пойти в гости к гулящей Феничке...
Рассказ "Неключимый" своего рода эпилог, ироническое послесловие к "Пятой язве". Параллелей здесь немало. "Я ее писал, говорил Ремизов о повести, начиненный Костромой: память, с ней связанная". Та же Кострома место действия в рассказе "Неключимый". И герой тот же следователь, терзаемый своей навязчивой идеей и тоже ведущий тайные записки. Но если в дневнике Боброва и в самой повести "Пятая язва" современники увидели трагедию России, то записки "неключимого" откровенный фарс, язвительная насмешка Ремизова над незабвенными его пытателями.
Автограф рассказа сохранился в отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Он не датирован. И не удалось обнаружить сведений о его публикации.
Наконец, о названии рассказа. "Неключимый" слово ныне забытое, из обихода выпавшее. Между тем словарь Даля приводит к этому слову как ключевому множество синонимов: "непотребный, негодный, неспособный; бесполезный; распутный, неисправимый; бессчастный, погибший, горемычный..." Даются примеры пословиц с этим словом, скажем: "Неключимая головушка по себе не тужит". Есть и существительные с тем же корнем: "исключим", "неключимка" что значит "потерянный человек". И даже для сына такого человека есть определение "неключимыч".
Своего героя Михаила Аверьяновича автор постоянно именует то "Михаил Аверьяныч", то просто "Аверьяныч". Похоже, и тут не без усмешки. Оба имени значащие. Михаил это "равный Богу". Аверьян "непобедимый". Таков был перст судьбы у нашего "неключима".
И.П.
Москва
© "Русская мысль", Париж,
N 4303, 03 февраля 2000 г.
| [ 1 / 4 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
