За два года до смерти Михаила Аверьяныча померла Марья Васильевна, уязвив его в последний раз, будто ждет он ее смерти, а что ждет, это несомненно, и затем только, чтобы жениться на Павлине, неряшливой сопливой соседской кухарке.
На это Михаил Аверьяныч, в другом во всем признававшийся, в первый раз не выдержал, и слово вылетело у него, как последняя угроза самому грозному.
Видит Бог! сказал Михаил Аверьяныч и, похолодев, трясущийся весь, вышел в свой кабинет.
Черная тоска, как волна, завертела его.
Он схватил папиросу и с остервенением прикурил от лампадки перед Знамением.
Нечистая сила подтолкнула. Держу папироску и спички в руках и вдруг вижу лампадку, и словно кто шепчет: прикури! И как толкнуло. Я и прикурил, рассказывал мне Михаил Аверьяыч час спустя, когда я заглянул к нему проведать. Как вы думаете, что это значит? уж зашептал он, не то лукаво, не то робко.
А я тогда по молодости моей недумной просто ляпнул:
Несомненно, говорю, это означает смерть близкого человека.
А он даже отскочил.
Значит
И не окончил: разинул рот.
Мне показалось: от удовольствия.
Мне не раз приходилось в наших беседах толковать и сны, и всякие приметы. И Михаил Аверьяныч всегда очень внимательно меня слушал.
Так бы уж поскорее! договорил он вслух отчаянную свою мысль.
Признаюсь, я ничего не понял.
Я понял наутро, когда услышал трагически-торжественный рассказ о том, как ночью действительно скончалась Марья Васильевна.
Успокоил Господь ее пролежни! закончил Михаил Аверьяныч, крестясь.
Успокоил Господь и самого Аверьяныча, но уж без всяких предзнаменований, а и некому было являть: около старика, кроме меня, никого не было.
Незадолго до смерти а умер Михаил Аверьяныч за рюмкой коньяку над раскрытой книгой Добротолюбия подарил он мне четыре тетради дневников своих с просьбой ничего не публиковать до самой его смерти.
А потом что угодно. Есть вещи достопримечательные: одних сбывшихся снов 777, водных чудес 33, спиртных 10, а казусов более тысячи.
Волю покойного я исполнил, но и после его смерти опубликовать ничего не пришлось.
Сохратилась у меня только одна тетрадь, а другие все забрал Иван Михайлович, сын Михаила Аверьяныча, учитель, приехавший внезапно из Петербурга на похороны.
Да и эту единственную оставил у меня Иван Михайлович, потому что в ней нет ничего замечательного: что-то приходно-расходное.
Скажу одно: кое-что из деяний михайловских я узнал, но восстановить в памяти всего не могу. Приведу лишь пример, выписанный мною из третьей блудильной тетради.
"27 маия в 37 раз был в Столбах, посещая рыжую (имени не помню). И опять благополучно. Но испугался: на губе прыщик. Сей день принес успокоение, и возблагодарил Всевышнего: здрав и невредим".
"В тот же раз забыл штаны в оных Столбах и в 11 часов дня при светлом солнце возвратился для отыскания портков, будучи осмеян всеми блудницами, причем от волнения весь хмель испарился из безумной главы моей".
Публикация
ИГОРЯ ПОПОВА
Москва
© "Русская мысль", Париж,
N 4304, 10 февраля 2000 г.
| [ 4 / 4 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
