Шпионство возникло вместе с государством, став одной из его непременных функций.

По каким причинам отдельные люди становятся тайными агентами или осведомителями? Следует сразу же оговориться, что речь идет именно о них, а не о профессионалах разведки и сыска. Во все времена, с тех пор как появилось это "хобби", побудительные мотивы были одни и те же корысть, малодушие, но также и соображения идейного характера, в частности патриотизм. Все это преобладали в действиях лиц, склонных к тайному сотрудничеству с собственным и тем более с иностранным правительством. Любопытная закономерность: меркантильный интерес отдельных неустойчивых граждан к чужим правительствам (и их спецслужбам) всегда заметно возрастал в периоды кризисов и потрясений, переживаемых у себя на родине. Можно вспомнить Германию накануне краха нацистского режима или СССР периода распада, когда отдельные нацисты, цекисты и чекисты спешили продаться победителям. Об этом же свидетельствует и одна история времен Французской революции 1789 года, следы которой обнаружились в Архиве внешней политики Российской империи.

* * *

Париж, май 1790 года. Бастилия уже пала, но Людовик XVI, изгнанный из уютного Версаля, пока еще на троне. Изобретение доктора Гильотена в ожидании человеческих жертвоприношений втихую проходит испытания на овцах в одном из сараев в квартале Кордельеров, но на уличных фонарях французской столицы уже висят отдельные "враги народа", в то время как "друзья" того же самого народа витийствуют в Учредительном собрании и в революционных секциях. Впечатление такое, будто с лета 1789 г. в Париже никто не работает: идет непрекращающийся митинг с участием всех поголовно горожан. Между тем за год потрясений экономическое и финансовое положение страны резко ухудшилось, что почувствовали на себе даже высокооплачиваемые правительственные чиновники. Один из них, о котором и пойдет речь в нашем рассказе, по недолгом размышлении решил поправить свои материальные дела, продавая известные ему по службе государственные секреты российскому посольству в Париже.

В один из майских дней 1790 г. некий чиновник, служивший в министерстве иностранных дел, встретился с секретарем посольства Машковым и сделал ему предложение: он готов за умеренную плату регулярно снабжать его конфиденциальной информацией о негласной внешнеполитической деятельности своего правительства, в частности в Турции и Швеции, с которыми Россия была в то время в состоянии войны. Особый интерес для дипломатов Екатерины II представляла открывающаяся возможность знакомиться с секретной перепиской французского поверенного в делах в Петербурге Эдмона Шарля Жене с министром иностранных дел Франции графом Арманом-Марком де Монмореном.

Машков поставил в известность о сделанном ему заманчивом предложении тайного советника Ивана Матвеевича Симолина, полномочного министра и посланника императрицы Екатерины II при дворе Людовика XVI. Симолин сразу же оценил возможности предложенного сотрудничества и, не дожидаясь высочайшего одобрения, в коем не сомневался, поручил Машкову наладить постоянный контакт с французским дипломатом. Уже первые полученные от него сведения оказались столь важными, что Симолин отправил с ними в Петербург самого Машкова, не доверяясь случайностям обычной курьерской почты. При этом он просил вице-канцлера графа И.А.Остермана ходатайствовать перед императрицей о награждении Машкова орденом Св. Владимира за приобретение столь ценного осведомителя. Из Петербурга секретарь Машков вернулся уже в чине советника посольства.

Обратимся к датированному 4 июня 1790 г. донесению, которое Симолин поручил Машкому доставить в Петербург вице-канцлеру Остерману вместе с полученной от французского агента информацией. В донесении достаточно подробно излагается суть дела:

"...Неожиданная и крайняя нужда заставила одного чиновника Департамента иностранных дел Франции предложить мне через посредство г.Машкова свои услуги и засвидетельствовать полную преданность нашему Двору. (...) Вышеуказанный чиновник начал с того, что доставил мне шифр, употребляемый г.Жене при его переписке с графом де Монмореном, и шифр последнего для переписки его с вышеупомянутым поверенным в делах, эти шифры совершенно различны. (...) ...затем копии нескольких депеш из Константинополя и ответа г. де Монморена..., оригиналы которых проходили через мои руки. Шифр так сложен, что без особой инструкции невозможно им пользоваться. Г-н Машков постарался его изучить под руководством упомянутого чиновника. Это обстоятельство (...) побудило меня без всяких колебаний предложить г.Машкову отправиться в отпуск в С.-Петербург по семейным обстоятельствам, отвезти как шифр, который, ввиду его сложности, очень объемист, так и настоящую депешу и передать их Вашему Сиятельству, а также лично сообщить Вам о тех обстоятельствах, которые я не хочу и не могу изложить письменно. (..)

Я, без сомнения, желал бы иметь предварительно распоряжение Вашего Сиятельства относительно требующегося для этой цели расхода, но я вынужден был решиться произвести его, ибо все зависело от момента, и если бы я его упустил, то другой едва ли бы представился. (...)

Чиновник, о котором идет речь, потребовал от меня десять тысяч ливров наличными, нужных ему для выхода из затруднительного положения, от чего зависела судьба его семьи.

Мне казалось, что я не должен был колебаться еще и потому, что эта сумма не может идти в сравнение с той важной услугой, которую он оказывает нашему Двору, и той опасностью, которой он себя подвергает, если когда-нибудь будет уличен. (...)

Не располагая здесь никакими фондами и не осмеливаясь выписать вексель на имя Вашего Сиятельства, чтобы добыть сумму в десять тысяч ливров, я не имел другого выхода, как только заложить часть моей посуды в ломбарде, где берут 10 процентов. Я выдал более трех тысяч ливров г.Машкову на его путевые издержки. (...)

Я осмеливаюсь настоятельнейше просить Ваше Сиятельство не медлить с пересылкой мне суммы в тринадцать тысяч ливров для покрытия моих расходов. (...)

       И. Симолин".

В Петербурге одобрили инициативу Симолина по приобретению ценного агента. Императрица соблаговолила утвердить единовременный гонорар шпиону в 10 тыс. ливров и ежемесячный в размере тысячи ливров. Необходимые суммы немедленно были перечислены на счет российского посланника в Париже, что позволило ему выкупить из ломбарда заложенные там серебро и фарфор.

Имя чиновника ни разу не было названо даже в шифрованной переписке. Симолин слишком ценил услуги своего осведомителя, чтобы доверить его имя бумаге. "Наш канал" или "конфидент" только так называл он агента в донесениях в Петербург.

Агент регулярно передавал Симолину шифры и секретные документы, относящиеся к переписке министра иностранных дел с французскими послами в Константинополе, Стокгольме, Копенгагене, Варшаве и, конечно же, с поверенным в делах в Петербурге.

Благодаря его содействию Екатерина II и ее министры были в курсе закулисной деятельности французского поверенного в Петербурге Жене, который, будучи озабочен возможностью присоединения России к создававшейся антифранцузской коалиции европейских держав, желал выяснить намерения императрицы в этом направлении, а заодно пытался даже заниматься революционной пропагандой среди гвардейских офицеров столичного гарнизона.

"Наш канал информирует меня, с тревогой писал Симолин 10 октября 1791 г. в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману, что г-н Жене в своем предпоследнем письме сообщал о крайней сложности в распространении идей их святой революции в России, но что ему тем не менее уже удалось обольстить многих офицеров гвардии..." А в другом донесении из Парижа, датированном 12 декабря 1791 г., русский посланник, ссылаясь все на того же "конфидента", ознакомившегося с последними депешами Жене, предупреждает свое правительство, что французский поверенный "создал в Петербурге партию Друзей Человечества и что он нашел здесь значительное число достаточно твердых людей, способных остановить Императрицу в ее планах" (имеется в виду возможная военная интервенция России против революционной Франции).

Разумеется, подобная информация не оставалась без внимания Екатерины II, приказавшей по существу изолировать Жене от нежелательных контактов и перлюстрировать всю его корреспонденцию. После неудачного бегства Людовика XVI за пределы Франции (июнь 1791), когда король и его семья стали фактическими заложниками "жакобинов", русская самодержица начала склоняться к мысли о разрыве дипломатических отношений с революционной Францией. Она укрепилась в этом намерении после подписания королем 13 сентября 1791 г. навязанной ему конституции. Первым шагом на пути к разрыву стал отзыв из Парижа в начале февраля 1792 г. ее полномочного министра.

Перед отъездом в Брюссель, где ему высочайше было велено обосноваться до получения дополнительных указаний, И.М.Симолин, сдавая дела советнику посольства М.С.Новикову, передал ему и канал связи со своим тайным агентом в МИД Франции.

"...Имею честь сообщить Вашему Сиятельству, писал Симолин 30 января 1792 г. в донесении Остерману, что я убедил нашего конфидента войти в сношения с г.Новиковым и что они познакомились третьего дня утром. Однако я условился с ним, что возьму с собой шифр, который он составил для нашей переписки, и что мы непосредственно возобновим ее в случае, если произойдет окончательный разрыв с нашей миссией. Письма мне будут доставляться без адреса, через посредников, следов которых нельзя будет обнаружить, и так же будет поступлено с письмами, которые я при случае буду ему писать, но, пожалуй, без этого можно будет обойтись.

Я предупредил г.Новикова, что назначенное конфиденту вознаграждение по тысяче ливров в месяц ему выдано вперед по 1 сентября текущего года и что 9 тысяч ливров, которые я ему выдал, я заимствовал из сорока тысяч, находившихся у меня на хранении..."

Тем временем агент продолжал поставлять важную информацию, ежемесячно получая причитавшиеся ему тысячу ливров. Так, в середине февраля 1792 г. он сообщил Новикову содержание трех последних донесений Жене. "В первом из этих донесений, поспешил передать в Петербург российский поверенный в делах, Жене говорит о мерах, которые он принял для подкупа одного лица в Адмиралтействе с целью получить сведения о военных приготовлениях против Франции. Он (Жене. П.Ч.) говорит, что вынужден был заплатить за это несколько тысяч рублей. Во втором донесении Жене приводит сведения о русских вооружениях, которые могли бы быть направлены против Франции. Он советует принять меры к укреплению обороны берегов Нормандии". Из этой информации со всей неопровержимостью следует, что корыстолюбие не было исключительной привилегией одних только французских чиновников...

Новиков переправил в Петербург переданные ему агентом копии инструктивных писем министра иностранных дел, адресованные Жене и другим французским зарубежным представителям. А 6 апреля 1792 г. в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману российский поверенный в делах писал: "Я узнал, что г-н Жене сообщил, что ему стало известно, будто комендант Гавра de Grace обещал допустить в порт русский и шведский флоты. Эта информация была доведена до сведения Дипломатического комитета Национального собрания..."

Объявление Францией войны Австрии и Пруссии в апреле 1792 г. дало удобный повод Екатерине II, союзнице австрийского императора, избавиться наконец от ненавистного Жене, которого буквально выпроводили из Петербурга. Одновременно высочайший приказ выехать из Парижа получил и российский поверенный в делах М.С.Новиков.

Сразу же по прибытии в Брюссель он отправил донесение вице-канцлеру с приложением копий шести секретных документов, полученных им от "конфидента" накануне отъезда. Из этого донесения (13 июня 1792 ) мы узнаем и о судьбе оставленного в Париже агента, на которого русская дипломатия все еще продолжала рассчитывать.

       "Сиятельнейший граф,
       Милостивый государь,

За несколько дней пред отъездом моим из Парижа видел я известного конфидента... (...)

Он заплачен Иваном Матвеевичем Симолиным за восемь месяцев сего года, да по приказанию его, выдал я ему и за остальные сего же года четыре месяца, то есть четыре тысячи ливров, в коих я с него взял и расписку, хранящуюся в моих руках.

Господин Дюмурье (новый министр иностранных дел, назначенный 17 марта 1792 г. П.Ч.), вступя в министерство, отрешил всех коми (старших чиновников П.Ч.) Департамента иностранных дел, на места коих посадил он креатур своих. В числе первых отрешен и означенный конфидент, однакож он имеет не только связь с некоторыми из новых коми, но и надеется при перемене министра вступить паки в тот Департамент. Между тем представляет он готовность свою, если бы угодно было употребить его для нужных приготовлений в Нормандии в случае прибытия туда флота Российского. Сказывает, что он уроженец из той земли и знает расположение тамошнего дворянства... (...)

Должностию поставляю отдать отчет оставленным Иваном Матвеевичем у меня 23 157 ливрам 9 су и 9 денье, из них выдал я по приказанию Ивана Матвеевича реченному конфиденту с сентября месяца по 1-ое число будущего генваря 4000 ливров, да из них же вынул я на дорожные мои издержки 5000 ливров, которые по настоящему не составляют четырехсот червонцев, пожалованных мне, но довольно однакож на мой проезд и из коих еще уделил я переводчику Дубровскому 850 ливров на уплату его долгов..."

Сотрудничество с тайным агентом продолжалось еще в течение трех месяцев со времени отъезда из Парижа М.С.Новикова. За это время агенту, сохранившему связи со своими коллегами, удалось каким-то образом заполучить (быть может, ему пришлось делиться с кем-то из них частью своего шпионского гонорара) целый ряд секретных документов. Интересны были и его сообщения о положении в Париже, откуда по высочайшему повелению выехали последние русские дипломаты. Так, в июле 1792 г. агент сообщил о неудачной попытке бывшего главнокомандующего Национальной гвардии генерала Лафайета спасти короля и конституционную монархию от надвигавшейся угрозы со стороны жирондистов и якобинцев.

"Наш секретный канал, писал Симолин 16 августа 1792 г. из Брюсселя вице-канцлеру Остерману, говорит о появлении в Париже г-на де Ла Файета, о его встрече с Королем, которому он предложил помощь своей армии в восстановлении новой Конституции, основу которой составляют две палаты, но что Король отклонил этот план. Корреспондент утверждает, что речь идет о новом плане бегства Королевской семьи. По этому плану Король должен был бы отправиться в Руан, и через Остенде прибыть в Брюссель".

Слухи о якобы готовящемся бегстве Людовика XVI распространились по Парижу, став одной из причин нападения толпы 20 июня на королевскую резиденцию Тюильри. А 10 августа 1792 г. в результате восстания, организованного Парижской коммуной, монархия во Франции была ликвидирована. 21 сентября того же года Конвент провозгласил в стране республиканскую форму правления. Одновременно по столице прокатилась первая волна революционного террора, жертвами которой стали более 1300 беззащитных политических узников парижских тюрем. Они были убиты прямо в своих камерах.

Все, кто имел основания опасаться за свою судьбу и у кого была возможность, поспешили покинуть охваченную безумием родину. Среди них оказался и тайный осведомитель российского посольства. 28 сентября он объявился в Брюсселе и дал о себе знать И.М.Симолину письмом, в котором просил выдать ему 50 луидоров, чтобы иметь возможность отправиться в формируемую графом д'Артуа и принцем Конде армию французских роялистов-эмигрантов. Характерно, что это письмо, как и все предыдущие, не подписано автором. По всей видимости, он все еще не чувствовал себя в полной безопасности даже в Брюсселе, а может быть, по понятным причинам желал навсегда сохранить инкогнито.

8 октября 1792 г. Симолин направил вице-канцлеру Остерману депешу, в которой среди прочего сообщал: "Секретный канал, который служил нам в Париже, нашел способ избежать кандалов убийц и дал мне знать о себе письмом, которое я беру на себя смелость приложить к моей депеше. <...> Не имея средств для того, чтобы отправиться в армию графа д'Артуа, он просит меня снабдить его на дорогу 50 луидорами. Я уменьшил эту сумму до 25 луидоров, достаточных для его путешествия. Смею надеяться, что Императрица соблаговолит одобрить предоставление ему этой суммы, соответствующей 900 ливрам в ассигнатах, переданной как свидетельство Ее благорасположения... Канал выразил готовность, как только положение вещей изменится, на что он искренне надеется, продолжить оказывать услуги нашему Двору", многозначительно заключал свое донесение Симолин.

На этом, собственно, и заканчивается банальная шпионская история времен Французской революции. Какова дальнейшая судьба российского тайного агента неизвестно. Зато известно другое: он не был единственным источником конфиденциальной информации, получаемой из революционной Франции. Эта информация, как свидетельствуют архивные документы, поступала в Петербург и по другим каналам по крайней мере до 1795 года.

ПЕТР ЧЕРКАСОВ

Москва Париж

©   "Русская мысль", Париж,
N 4316, 04  м а я  2000 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:     ....   ...        [ В Интернете вып. с 25.05.2000 ]