Очень правильный это обычай писать юбилейные статьи. Календарь порождает интеллектуальное состязание, где неловко выступить с каким-нибудь пустяковым блеянием. По поводу 70-летия Бориса Николаевича Ельцина высказались все российские газеты и журналы. Прозвучало немало яркого, хотя нередко это были яркие глупости. Сказано на удивление много теплых слов: соревновательность просветляет умы, затекшие, как отсиженная нога, среди болванок и клише ("царь Борис", "патологическая жажда власти", "президент-надомник" и т.п.).
Тем не менее ни у одного из авторов (чьи тексты я нашел в Интернете, в SMI.RU) не додумана до конца важнейшая по сути мысль, которой я и хочу посвятить эти заметки. Хотя разумно ли требовать, чтобы всякое верное утверждение было разжевано до молекул для самых непонятливых? Разве, в частности, предыдущая "Русская мысль" (*4351) не сказала самое главное? Цитирую: "Величайшее деяние Бориса Николаевича Ельцина по освобождению родины от оков коммунизма ныне многими воспринимается как рядовой поступок, никто уже не сомневается, что так должно было быть как минимум... Наивным людям хочется от правителя, конечно, максимума... сегодняшние критики говорят: гору это каждый свернет; надо было две или три горы своротить, а лучше десять. Вот типичное высказывание, у нас же, на страницах "Русской мысли": "У Ельцина были удивительные возможности войти в историю спасителем страны, но он не сумел или не захотел ими воспользоваться" (Н.Лобанов-Ростовский, в интервью М.Мейлаху). Прямо, как у дедушки Крылова: "Слона-то я и не приметил"" (Анатолий Копейкин. "Десятилетие Ельцина десятилетие свободы").
И дальше: "В начале 90-х было далеко не очевидно, куда может вырулить Россия, и у многих возникали опасения насчет коммунистического реванша (для этого надо просто проглядеть прессу тех лет)... Нынешние критики Ельцина все как один писали в начале 90-х о грозящей опасности гражданской войны, экономическом коллапсе хоть бы сейчас вспомнили и поблагодарили Ельцина за то, что их опасения не оправдались".
Вроде бы сказано все. Но, как шутили когда-то физики, если вы изложили свою мысль предельно ясно, есть надежда, что несколько человек в аудитории поймут вас правильно. Про Ельцина написано в последние годы так много злобного и желчного, что ни один несогласный с этим голос не окажется излишним.
В 60-е, 70-е вплоть до 1987-го, когда вдруг стало ясно, что безумная мечта может стать явью, люди моего круга довольно часто обсуждали возможность краха коммунизма. Скажу сразу: ни один из наших сценариев не оказался провидческим, да и конструировали мы их без усердия. Так уж человек устроен всякий готов пофантазировать, что он будет делать, если ему даруют бессмертие или, на худой конец, если он найдет миллион фунтов стерлингов, но мало охотников обсуждать биологическую суть бессмертия или горе потерявшего миллион. Спорщикам интереснее другое: бессмертие получено, банковский мешок найден, коммунизм пал что дальше?
Крах коммунизма было очень трудно представить, монолит обладал множеством степеней защиты (хотя выходцы с национальных окраин, вроде меня, ясно видели его самое уязвимое место), но еще более важным представлялся вопрос: а как затем вернуться к нормальной нет, просто к жизни? Как на лету переделать дирижабль в самолет? Десятки миллионов людей не примут перемен, будут им сопротивляться. Даже знающий цену советской власти герой романа Владимира Максимова, издателя "Континента", и тот с жаром говорил, что будет защищать ее до последнего пулеметного (если я верно запомнил) патрона. Было также понятно, что в разных странах декоммунизация имеет разные шансы на успех.
У кого, на наш тогдашний взгляд, эти шансы были хороши? Конечно, у тех наций, для которых разрыв с коммунизмом как правило, принесенным Красной Армией был равносилен национальному освобождению. Самобытные авторские коммунизмы Мао Цзэдуна, Ким Ир Сена, Хо Ши Мина, Иосипа-Броз Тито, Фиделя Кастро казались (и оказались!) куда более укорененными.
Но тяжелее всех выглядел случай России именно России, не СССР. Здесь коммунизм царил так долго, что разрыв преемственности казался необратимым, "точку невозврата" полагали давно пройденной и даже самая память об иной жизни, как считалось, давно угасла. Здесь не могла идти речь о национальном освобождении, ибо русский народ числился "первым среди равных" и верил в это. Но главная причина, почему российский коммунизм казался абсолютно неодолимым, крылась в том, что большинство нашего народа привыкло ощущать это общественное устройство своим собственным изобретением, своим вкладом в мировой прогресс. В середине 80-х уже казалось, что вырваться из исторической западни невозможно даже теоретически.
Сегодня нам с важным видом объясняют, что коммунизм обрушился, потому что "потерпел поражение в "холодной войне"" (вариант: "не выдержал гонку вооружений"). Чего он на самом деле не выдержал, так это свободы слова. Горбачев, разрешивший ее, заслужил вечную благодарность России, хотя явно не ведал, что творит. Разыгравшийся в жизни сценарий падения коммунизма потому и не был никем предсказан, что возможность столь самоубийственного шага советского руководства просто не пришла в голову ни одному мудрецу.
Нечаянно опрокинувший коммунизм Горбачев в кормчие смертельно опасного плавания к вольному берегу совершенно не годился. Он сделал свое великое дело и должен был уйти. Стране позарез требовался новый лидер. Сегодня даже страшно представить себе, что он мог не найтись в нужный миг. Но он нашелся.
Поначалу фигура Ельцина многим внушала страх. Секретарь обкома, кандидат в члены политбюро, "популист", снес Ипатьевский дом... Но народ инстинктивно верил ему верил с того момента, когда он швырнул свой партбилет. В переходные времена, когда все чувства обострены, инстинкты играют замечательно важную роль.
Час испытаний пришел в августе 91-го. Сегодня многие говорят: была какая-то оперетка, жалкие путчисты с трясущимися руками, их и повязать-то было плевое дело. Нет, друзья мои, руки у Янаевых и Крючковых затряслись лишь когда они увидели, что Ельцин ничуть их не испугался. В тот день напружинились к прыжку целые армии, тайные и явные, напряглась многомиллионная номенклатура все были готовы с восторгом выпотрошить ненавистных "демократов", устроить кровавую баню "народным фронтам", журналистам, националистам, кооператорам и прочим гнидам. Но готовы не иначе как по приказу, лучше письменному: пассионарии коммунизма в стране давным-давно вывелись. А четкого приказа не было и не было. Все ждали: дрогнет другая сторона или нет? Если бы Ельцин тогда сморгнул либо предложил "переговоры", "взаимоприемлемый консенсус" или еще что-нибудь столь же жалкое, всем нам пришлось бы худо. Но он выдержал характер и победил.
Жаль, конечно, что он затем уехал отдыхать в Сочи, вместо того чтобы, оседлав успех, провести в Верховном совете и путем референдума те законы, которые потом давались с таким кровохарканием, а некоторые закон о земле, например, так и не дались. Жаль, что он прямо в августе не провозгласил люстрацию, не инициировал суд над коммунизмом, не вынес мумию. Враг был деморализован и не посмел бы пикнуть.
Да, Ельцин совершал ошибки. Он не Перикл и не Ашока, да и неизвестно, кому судьба подкинула больше возможностей для ошибок. Учебников возвращения из зазеркалья нет и по сей день. Твердят, что его команда не просчитала огромные социальные издержки преобразований 90-х годов. Верно. Беда, однако, в том, что подобные "просчеты" всегда подводят к одному выводу: социальные издержки неизбежны, а посему никаких преобразований не должно быть, все следует оставить как есть.
И, главное, положа руку на сердце, мы не знаем, были ли эти ошибки ошибками. Проведи он нужные преобразования наскоком, не исключено, что народный гнев, спутник любых реформ, мог к середине 90-х подняться выше опасной черты. В Прибалтике, где действует фактор национального возрождения, готовность прикусив губу все стерпеть ради вновь обретенной независимости, там можно было провести и реституцию, и коммунальную реформу, немыслимо подняв плату за жилье, отопление и прочее в уверенности, что бунта не последует. В России этого фактора нет. В России, вопреки вздорным домыслам левых, все оглядываются именно на возможные социальные издержки и больной зуб дергают медленно. Так социально удобнее, ничего не поделаешь.
Чем руководствовался Ельцин, принимая те или иные решения? Думаю, своим исключительным чутьем. Его бывшие советники ворчат, что, выслушав их, он часто поступал наоборот. А порой делал то, что советовали они, и понять что-либо было невозможно.
Уверен, именно чутье двигало им, когда в декабре 91-го он отправился в Беловежскую пущу. Да, была команда советников, да, было страстное желание избавиться от Горбачева. Но было и огромное количество причин не упразднять "Союз нерушимый". Напряжение и ответственность должны были ощущаться как непереносимые. Кравчуку и Шушкевичу было проще: что им этот СССР? Думаю, именно чутье подсказало Ельцину конечный козырь: СССР это контракт, невыгодный России, и не только по демографическим причинам.
Еще один отчаянной ответственности шаг роспуск и разгон прокоммунистического Верховного совета осенью 93-го. Тем, кто продолжает оплакивать это событие, хочу предложить такое умственное упражнение. Вообразите, что 22 или 23 октября 1917 г. офицерские части Петрограда окружили Смольный, подкатили пушки и, не считаясь с жертвами и ущербом для архитектуры, уложили две или три сотни "братишек", а с ними вместе штаб вооруженного восстания, всех этих Дыбенок, Крыленок, Сталиных и Троцких. Скорее всего, мемориал этих "борцов за свободу" согласно надписи на камне (я не шучу: эти люди умерли бы смертью героев, так и не узнав, какие они негодяи) сегодня посещали бы туристы, как они посещают памятник коммунарам в Париже, а экскурсоводы осуждали бы реакционную военщину, пролившую невинную кровь... Но при этом мы жили бы в богатой и счастливой стране.
Надеюсь, через несколько лет в Москве появится мемориал жертвам октября 1993 года. Я видел фотографии этих людей у них прекрасные лица, они были уверены, что защищают свободу. Увы, они ошибались, а Ельцин был прав. От реставрации коммунизма нас отделял тогда один шаг.
Я много раз спрашивал себя, почему так ярятся на новую Россию левые кремленологи Стивен Коэн, Джульетто Кьеза и другие, пока вдруг не понял: да потому что не сбываются их прогнозы, в России никак не происходит то, что кажется им таким естественным, поворот к какому-нибудь еврокоммунизму (кажется, это у них зовется так). Ведь Россия родина революции, верно? Они продолжают рассуждать так, как рассуждали когда-то мы сами. Более других виноват в их огорчениях Ельцин, поэтому он так им ненавистен.
Восточную Европу нам ставят в пример по всякому поводу, включая приватизацию, что странно. В Восточной Европе старая коммунистическая верхушка ("номенклатурный хрычовник", выражаясь языком Михаила Леонтьева) отхватила в ходе приватизации подавляющую или, во всяком случае, лучшую часть собственности, и это еще аукнется. В России их собратьям досталось меньше половины, и тоже благодаря Ельцину.
Подлинное величие Ельцин проявил в 96-м году. Во имя России он обязан был победить на вторых президентских выборах. Приход в Кремль Зюганова был бы ее величайшим позором. Ельцин отверг все предложения отменить выборы. Имея предельно низкий рейтинг, он решил идти на выборы и победил. Сегодня разные карауловы кормят нас баснями, будто Ельцин на самом деле проиграл. Пусть карауловы живут в том мире, где им веселей.
Меня всегда восхищало отношение Ельцина к прессе и телевидению. Откуда в нем, с его обкомовским прошлым за плечами, такая толерантность, где он научился ангельски терпеть нападки? И откуда (об этом говорят и пишут многие) у этого обкомовца полное неприятие матерных словечек, которыми сегодня щеголяют даже дамы? Уже этих двух черт достаточно, чтобы понять: Ельцин выдающаяся личность.
Он ни в чем не ущемил не только прессу. Все его законодательные инициативы и поправки расширяли поле свободы, ни одна не была направлена на то, чтобы как-то утеснить человека. Говорят: ну это понятно команда, советники. А кто принимал конечное решение?
Одним лишь коммунистам (зная их как облупленных) он не давал ни спуска, ни прохода, всегда как скала преграждая им путь. Но он же, Ельцин, не дал разогнать КПРФ, хотя его к этому и подталкивалм многие. Как показало время, прав он был и в этом.
Его второй срок оказался тяжек. Но всякий раз, когда казалось, что старый лев уже не подымется, он снова удивлял всех.
Дата его ухода поражает изяществом: 31 декабря 1999 года. Злоязыкие говорят: он думал только о гарантиях себе и семейству. Не только. Он расчистил пространство и дал натоптать тропы по девственному полю. Мостить эти тропы должен будет другой.
Он довел судно до берега и упал без сил. Съемки прошлого года показывают совсем старого, опасно огрузневшего, тяжело больного человека. Борис Ельцин может спокойно полулежать в своем кресле. Он выполнил невыполнимое так рано или поздно напишут в учебниках. Лет через сто "дикая приватизация", "олигархократия", задержки зарплат, топливные кризисы, дефолты, коррупция, бегство капитала и прочие бесспорные беды 90-х (включая и самое трагическое две чеченских кампании), конечно, будут видны под увеличительным стеклом историка, но, приведенные ходом времени к своему истинному масштабу, они займут подобающее им место среди других куда более светлых деталей полотна "Прорыв России к свободе", главным персонажем которого навсегда останется Борис Николаевич Ельцин, наш первый президент.
