В маленьком, почти игрушечном театре «Иль Сен-Луи», расположенном на одноименном острове Святого Людовика в центре Парижа, идет спектакль «Ночь Марины Цветаевой», поставленный известным французским актером Майклом Лонсдейлом по пьесе итальянки Валерии Моретти «Марина и Другой»
Сюжет очень цветаевский ночь, таинственный незнакомец, неожиданно появляющийся в ее комнатушке под крышей в Борисоглебском переулке. Незнакомец всего лишь вор, нашедший у нее приют от преследователей, но поэтическое воображение Марины превращает этого странного гостя в героя: «Я помню ночь на склоне ноября. Туман и дождь. При свете фонаря ваш нежный лик сомнительный и странный...» Словно промелькнув в ночном тумане, он и расплывается в нем, в ночной Москве 20-го года. Оставшись навечно в строчке стиха: «Могла бы взяла бы в утробу пещеры...»
Хотя место действия названо конкретно холодная, голодная Москва зимы 1920 г. (обстановка, достоверно воссозданная в декорации Тьерри Вида), хотя главная героиня спектакля тоже названа, на самом деле спектакль Майкла Лонсдейла ни в коей мере не претендует на историчность: «Ночь Марины Цветаевой» попытка передать состояние души, безмерность поэта в мире мер.
Жан-Луи Триб в роли Другого, наоборот, зауряден, прозаичен. Только присутствие поэта преобразит и Незнакомца, поднимет его на миг до вершины той душевной щедрости, которую расточала на своего гостя всю ночь эта странная женщина по имени Марина.
Марина здесь соткана из обрывков воспоминаний, слов, стихов. Марина здесь совершенно иная, чем все окружающие и все окружение: и голод, и холод, и смерть, и революция, и все страдания этой зимы превращаются в листочки со стихами, развешанными на стенах, свисающими с потолка гирляндами, светящимися в финале, как мириады звезд.
Роль Марины исполняет французская актриса театра и кино, воспитанница школы классического балета Гранд-Опера Соня Петровна (Петровна это фамилия).
Возможно, именно от того, что Соня Петровна бывшая танцовщица, в ее актерской манере изначально присутствует некий внебытовой внутренний ритм, как раз и придающий ее исполнению ту внутреннюю свободу, то абсолютное и полное несовпадение с реальностью, что составляет самую суть поэтического дыхания.
