В «Городе мастеров» на территории московского Филевского парка создан мемориальный дом Лобановых-Ростовских. Никита Дмитриевич предоставил безвозмездно портреты и семейные реликвии для создания экспозиции. Он назначен внештатным хранителем дома-музея. Это первый случай, когда наш соотечественник возвращает на историческую родину семейные реликвии в обмен на создание семейного дома-музея.
Мой собеседник сказал, что не видит возможности того, чтобы в ближайшее время был принят закон о возвращении дворянам усадеб:
Нет в России закона о реституции, который существует почти во всех европейских странах бывшего Варшавского пакта. Пять-шесть лет я стараюсь убедить комитет по культуре Думы выдвинуть проект закона о снятии налогов на ввоз в Россию национального достояния. Вы дарите, возвращаете на родину национальные сокровища, а с вас еще берут за это налоги! К примеру, вы везете из Нью-Йорка картину Репина, чтобы подарить ее Пушкинскому музею. На таможне вы должны заплатить 20% НДС плюс 10% налога, т.е. 30% со стоимости... Все это нелогично да и очень пессимистично.
Получив от правительства Москвы дом-музей и привозя картины, семейные портреты, Никита Дмитриевич вынужден всякий раз сталкиваться с законодательством, которое для «остальных 5/6 частей земного шара кажется полным абсурдом». Приходится привозить предметы искусства, чья общая стоимость не превышает 1000 долларов это предел на товар, который можно ввозить в Россию беспошлинно.
На вопрос о том, кто способен помочь России в восстановлении русских усадеб Никита Дмитриевич сообщил об участии западных государственных и частных фондов в осуществлении различных проектов в России. Некоторые проекты уже осуществлены например, восстановленная крыша театра Гонзаго в Архангельском, оборудование и материалы для мастерских в Абрамцеве, оборудование электронной охраны дома Чехова в Мелихове и т.д. Никита Дмитриевич упомянул некоторые планы зарубежных фондов на 2001 год:
создание списка заброшенных усадеб в Московской и Тверской областях и план действий по их стабилизации;
создание Русского национального треста по вопросам усадеб;
выделение стипендий на стажировку в США сотрудникам «действующих» усадеб в России, как, например, Карабихи, имения Некрасова в Ярославле;
финансовая поддержка окончания работ на парадной лестнице в Хмелите;
покупка инструментов для работы по дереву для Абрамцева;
финансовая поддержка Архангельского.
Конечно, на душе кошки скребут, что Россия должна пользоваться американской благотворительностью на восстановление культуры, но что поделаешь, такие времена. Приходится латать заплаты, не очень задаваясь вопросом, откуда нитки и материал. Я же остаюсь оптимистом и верю, что ситуация скоро поправится.
Дом-музей в Филях откроется в сентябре 2001 года.
Что вы думаете о создании дома-музея?
Что касается самого принципа дома-музея или квартиры-музея как института памяти, то я голосую «за» обеими руками. И дело вовсе не, как говорят, в «музее имени меня» в Филевском парке.
Я хорошо помню эти, на первый взгляд, очень странные музеи-квартиры имени какого-нибудь таинственного товарища Гаврикова. Экспонатами, как правило, были старый верный маузер и премиальный патефон с юбилейной дощечкой на боку. А также фотографии этого никому не известного, но очевидно героического тов. Гаврикова на вороном коне или с тачкой на строительстве, подающего пример мировому пролетариату. На первый взгляд абсолютное убожество мысли. Эстетически просто ужас!
Глядя на это, я всегда вспоминал Михаила Зощенко, сказавшего о том, что он «только временно замещает пролетарского писателя». А кого временно замещает мифический товарищ Гавриков? думал я. Кому это нужно? Официальные лица на мои капиталистически бестактные вопросы о странной трате денег на эту ахинею в то время, когда стране нужны средства на решение жизненно важных проблем, испуганно отвечали: «Тс-с-с, это ленинский план монументальной пропаганды».
И все-таки в этих удивительных музеях, втайне от Ленина и таким счастливым образом не включенная в его планы, была спрятана одна вещь огромной важности для России. Дело не в мифе о тов. Гаврикове или Шарикове, а в удивительной и могущественной добродетели русского народа, хранящего память любой ценой и при любых обстоятельствах. Экзальтированные, с натруженными руками, хранительницы этих странных музеев ничем не отличались от высокообразованных сотрудников библиотек или госархивов. Они сохраняли память в любых ее проявлениях. Подмена или отсутствие памяти, большевистское переименование всего и вся, массовое производство интернационалистических Иванов, не помнящих родства, убило бы Россию.
А как вы относитесь к мемориальному дому при вашей жизни? Нет ли в этом противоречия?
У меня, к большому сожалению, нет детей. Поэтому обычный и несложный вопрос о завещании кому-либо важных частиц или частей существования, истории жизни меня беспокоит много лет. Особенно грустно мне бывает на аукционах, распродающих мебель, семейные портреты и всякую прочую утварь больших европейских или английских поместий или просто домов. Эти вещи попадают в равнодушные руки антикваров, декораторов интерьеров, просто любителей старины или курьезов. И с продажей в них умирает прошлое, из них уходит душа.
Мне всегда хотелось, чтобы то немногое, что сохранилось у меня от длинной российской истории Лобановых-Ростовских, осталось живым. Портретами с прошлым, а не чем-то неопределенным на чьей-то стенке.
Поэтому предложение Филевского парка о создании маленького мемориального дома мне пришлось как нельзя более по сердцу. В конце концов, совершенно неважно, чей это дом Лобановых-Ростовских, Горчаковых, Галаховых или Кропоткиных. Важно другое есть энергия, есть люди, которые по крохам собирают почти исчезнувшее прошлое, тем самым не давая умереть свидетельствам истории, какими бы они ни были. И я считаю для себя честью передать маленькие реликвии семейного прошлого в заботливые руки в Москве.
Не такие уж они сами по себе ценные. Они важны другим эмоциями, связанными с ними. В них как-то отразилась русская культура и цивилизация, в истории которой еще полно зияющих дыр. Дыр незабываемого революционного прошлого, которые могут восполнить только культурология и целенаправленное собирательство.
Все эти вещи, реликвии, моей ли семьи или других, были всегда такими же. Они не менялись с течением времени, попросту становились старше. Изменилось само время, и их значение начинают по-новому понимать в новой России. Это не антиквариат, а часть нашего огромного русского мозаичного полотна. И в этом, на мой взгляд, важнейшая заслуга администрации Филевского парка.
Какое отношение имеет ваше собрание русской театральной живописи к дому в Филях?
Надеюсь, никакого. Был очень сложный и иногда чуть ли не болезненный для меня процесс переговоров с правительством Москвы о «возвращении на родину уникальной художественной коллекции». Этот вопрос, как говорится, повис. Причины после целого ряда занумерованных постановлений мне неизвестны. Конечно, я бы очень хотел, чтобы эта коллекция принадлежала Москве замечательной, чисто московской истории театра с Островским, Станиславским, Дягилевым, Булгаковым, «Летучей мышью». С титулованными театральными снобами, полоумными, чисто московскими поклонниками различных оперных талантов, вообще конесёрами, как говорили в старину, театра, искусства и скачек. Но что будет дальше с собранием, сейчас я просто не знаю.
