Бог воскресил меня, чтобы я создал скульптуру.
Вадим Сидур
Он был убит на войне. Пуля немецкого снайпера ударила в левую челюсть, чуть ниже глаза и виска, раздробив и выбив все, что можно было выбить, прошла сквозь корень языка и разорвалась в углу нижней челюсти справа, образовав огромную дыру...
Но произошло чудо воскресения. Вадим Сидур остался жить. А затем на свет явились скульптуры.
До самой смерти скульптора созданные им образы томились в подвале легендарной мастерской, куда ежедневно спускались ученые, писатели, художники и... агенты КГБ. Те, от кого приходили с Лубянки, подозревали автора трагических скульптур в патологическом интересе к войне, насилию и жестокости. «Это не интерес, даже не долг, отвечал Сидур, а жизненная необходимость. Многие годы я пытаюсь освободиться от того, что переполняло меня...» И вот я стою перед его автопортретом скульптурой «Раненый», голова которой кокон из бинтов, и только щель рта обнажена.
Человек-миф
Я в музее Вадима Сидура, возникшем на гребне «перестройки», созданном его близкими, в частности сыном, ныне директором музея скульптора.
«Треблинка».
Михаил Сидур: «После похорон отца я ночевал в его подвале, который давно уже стал и моим. С улицы ни звука. Снизу, будто из преисподней, гул поездов метро. Рано утром, в полумраке, громоздящиеся вокруг скульптуры и горы металла казались потусторонним миром, в который навсегда ушел отец. Перед смертью, после третьего инфаркта, не в силах уже ваять, он писал автобиографический роман-миф "Памятник современному состоянию" (по имени одной из своих скульптур). Там есть слова: "Скульптор это человек с железными и нежными руками и ритмично бьющимся сердцем"».
Вся его жизнь, с самого рождения, была из разряда «не может быть». Его детство и юность прошли в атмосфере такого абсурда, что, читая «Памятник» Сидура, представляешь, будто все это происходит в кошмарном сне. «На улицах моего Днепропетровска сотни лошадей: одни лежат на мостовых, другие бродят. Они пришли из сел, где все вымерло... Свою игрушечную лошадку, на колесиках, я тоже зарубил на мясо!»
Между тем и пионер, и комсомолец, и солдат Сидур патриот всеобщего абсурда. И, наверное, это необходимо, ибо выжить в таких условиях можно только веря. Сначала он был в раскаленной Кушке, в пулеметном училище, где голодных курсантов, марширующих под солнцем, кидали в ледяные карцеры. А затем на передовую, в окопы, в смертельные атаки, с криком «За Сталина!». Эта слепая вера закончилась гибелью от пули немецкого снайпера, и Вадим Сидур отправился «на тот свет»: сначала в ЦИТО, где врачи (в полном смысле слова) вернули ему лицо; затем в Строгановку, где он учился ваять лица; и наконец в подвал, где появились его «законорожденные дети» скульптуры из металла. Так началась его война с войной.
Первым из скульпторов своего времени он осознал, что после ужасов ХХ века говорить на языке Родена уже нельзя. Его путь к металлу, материалу, в котором он смог выразить себя до конца, в работе с которым его космическая фантазия переплелась с необычайно жестким, точным и логичным мышлением, начинался с... канализационных труб.
Михаил Сидур: «Где-то в середине 60-х в подвале меняли канализацию, после чего в мастерской осталась масса чугунных труб, за которыми никто так и не пришел. Отец их увлеченно перекладывал, что-то замышляя. Потом стал добавлять к ним детали старых моторов, холодильников, стиральных машин, которые приносил с помоек. И вдруг начал мастерить каких-то чугунно-железных чудовищ, называя их "пророками" из серии "Искусство равновесия страха". То был его ответ на голоса политиков, твердивших о "ядерном балансе", на котором якобы зиждется современный мир. Отца это "равновесие" ужасало. Он полагал, что человечество совершенно необоснованно присвоило себе звание Гомо Сапиенс, ибо, создавая ядерные "игрушки", готовит к уничтожению все живое на земле. Не сегодня-завтра планета превратится в коллективный гроб, летящий во Вселенной».
Прообраз этого символа смерти, скульптура «Гроб-Арт» конструкции Вадима Сидура, тоже теперь в его музее. В простом деревянном ящике покоится железное существо с головой, оплетенной колючей проволокой, с кандалами на ногах, играющее... на саксофоне.
Страсти по алюминию
Конечно, «железный век» Сидура: его «Гроб-Арт», «Пророки», «Иллюзионист», «Адам и Ева» это только прорыв к металлу, все эти вещи скорее конструктивны, чем скульптурны. И Сидур ищет металл, из которого сможет создавать чисто скульптурные образы, выражающие любые нюансы современного человеческого бытия.
Однако перед ним уже вырастает стена: он скульптор, посягнувший на святая святых соцреализм. Он еще не знает, что фактически изгнан из «рая», но металл для отливки моделей достается ему все труднее. О бронзе можно только мечтать: для художника, который лишен госзаказов, бронза просто недоступна. Иногда он добывает ее подпольно через рабочих художественных комбинатов. Но однажды и они приходят, разводя руками: «С медью и бронзой совсем туго. А вот как насчет алюминия не годится? У меня друг на авиационном заводе работает там отходов полным полно». До этой минуты Вадим Сидур даже не слышал, чтобы кто-то ваял из алюминия. А тут его словно током ударило: «Алюминий, говоришь? Давай алюминий!»
То был крик человека, который уже не мог жить без металла. Но мог ли он тогда представить, что именно алюминий сделает его Сидуром скульптором ХХ века?..
Михаил Сидур: «Отец полюбил алюминий сразу и навсегда. Он разгадал его свойства. С первых же экспериментов убедился, что при определенной технологии этот металл ни в чем не уступит бронзе. К тому же имеет ряд преимуществ, весьма существенных для скульптора с больным сердцем: он легче и мягче бронзы. Первое было очень важно. После инфаркта (в 36 лет!) отец избегал резких движений, разработал целую систему поднятия тяжестей. Второе еще важнее. Потеряв доступ на комбинаты для отливки своих моделей, он вынужден был (за определенную мзду) доверять отливку рабочим. В результате получал вместо скульптур некое подобие болванок. Каждую доводил вручную, пользуясь сотнями различных напильников и надфилей титанический труд! В этих условиях алюминий, более мягкий, облегчал задачу... Многих поражали эти новые работы».
О подвале Вадима Сидура и создаваемых там скульптурах ходили легенды. Но за все его «металлические» годы, вплоть до самой смерти (а умер он в 1986 г.), в СССР не состоялось ни одной его выставки. Умирая, он говорил жене: «Мастерскую у вас, конечно, отберут. Малые скульптуры заберите в дом. А что будет с большими? Они погибнут!»
Формула скорби
В первый же год «перестройки» в мастерскую скульптора хлынул людской вал. Подвал не мог принять всех желающих. Тогда и встал вопрос о музее. Не буду перечислять всех перипетий, связанных с его созданием: музей открывали, закрывали и вновь открывали. Победили энтузиазм и верность делу Сидура его вдовы и сына. В первую же неделю музей посетили 15 тысяч человек, в их числе и ваш покорный слуга.
«Погибшим от насилия».
И вот я вновь среди поразительных образов, изваянных с таким состраданием к людям, попавшим под колесо зла, что не остается сомнения: это личная трагедия человека, жившего в государстве насилия, погибшего на войне и воскресшего, чтобы создать эти скульптуры. Не принятые страной, больше всех в мире пострадавшей от тоталитаризма, многие из этих трагических скульптур отправились в Германию, востребованные народом, покаявшимся в преступлениях фашизма.
Вот модель первого памятника «Погибшим от насилия», установленного в ФРГ, рассказывает Михаил Сидур. Помню, как гость подвала доктор Бютнер, потрясенный отчаянием взывающей о пощаде фигуры со скрученными и связанными руками, воскликнул: «Я бы хотел, чтобы она стояла в моем Касселе!» Отец снял с полки копию этой скульптуры и отдал доктору. Деньги на ее установку жители Касселя собирали буквально с кружкой. Она стоит теперь на центральной площади города, и все демонстрации в защиту прав человека стекаются к ней.
Так было практически во всех городах Германии, где нынче находятся скульптуры Вадима Сидура: их устанавливал народ. И, зная это, постоянно нуждавшийся скульптор не взял с немцев за свою работу ни копейки. Куда важнее было сознавать, что его «Погибшие» живут. Живут среди людей. Взывают к милосердию, к нежности, к любви. В Вюрнбурге «Погибшие от бомб», в Оффенбурге «Погибшие от любви», в Берлине жертвы Треблинки, концлагеря уничтожения.
Отец ваял свою «Треблинку» под впечатлением книги Гроссмана «Треблинский ад». Писатель вошел в этот лагерь вместе с войсками и подробно описал все, что там происходило, вспоминает Михаил. Здесь люди не работали только уничтожались. Для этого были разработаны технологичные и экономичные способы быстрого уничтожения большого количества людей: так, например, трупы в печах складывались в штабеля, чтобы тяга лучше была...
«Треблинка» Сидура беспощадно документальна скульптор изобразил то, от чего содрогнулся весь мир: человеческие тела в огне, аккуратно уложенные штабелем.
Кто-то заметил, что произведения Сидура «стальные» штрихи феерического воображения, выверенные до микрона. Я бы добавил: предельно лаконичные и не имеющие границ, жесткие и нежные, трагичные и лиричные, его скульптуры подобны математическим формулам, верность которых доказана раз и навсегда. Формулы любви, страдания, человечности. Такие произведения не рождаются по заказу. Они рождаются милостью Божьей и переходят от сердца к сердцу. Вот почему даже в Германии, где антифашизм и гуманизм объявлены государственной политикой, не государство, а люди, граждане ставят в своих городах скульптуры Сидура. Думаю, что нашим ожесточенным и до сих пор не раскаявшимся сердцам эти знаки, символы и «формулы» еще нужнее.
В дни открытия музея скульптора я видел, как многие плакали. И понял: давно уже пора этим образам выйти из подвала и музея на площади и улицы России. Неподалеку от музея стоит памятник «Оставшимся без погребения». Воины-афганцы выбрали эту скульптуру Сидура, чтобы отдать долг своим братьям-солдатам, не вернувшимся из Афганистана. В Царском Селе застыла в неутешном горе «Формула скорби» вечная память ленинградцам, погибшим в блокаду и Катастрофу. В Германии и США взывают к людям уже десятки образов Сидура. У нас пока всего два...
Когда создавался музей на Поклонной горе, в правительство Москвы, в частности Лужкову, шли сотни писем с одним и тем же вопросом: будут ли на горе скульптуры Вадима Сидура? Предлагали поставить на Поклонной «Виктора-Победителя», одноногого фронтовика, искореженного войной, своего рода автопортрет скульптора. Какой-то чиновник на это ответил: «Поклонная это гора Победы. Здесь не место скульптурам, которые кричат».
Уходя из музея, я прощаюсь с «Виктором-Победителем». Он как завещание Вадима Сидура, оставленное нам в его стихах, написанных за несколько дней до ухода скульптора в вечность:
Застыть
Превратиться в скульптуру
И стать навсегда
Безмолвным, взывающим.
