«Люди, не имеющие никакого отношения к искусству, не должны иметь к нему никакого отношения» крик души С.Е.Леца советских времен, вобравший весь опыт общения с редакторами, цензорами, управляющими от поэзии или от театра, секретарями по идеологии, трактователями движений усов, бровей и указательных пальцев власти, кажется, вновь становится актуален.
Жизнь распорядилась внести текстовую поправку в формулу любимого моего поляка, вместо слова «искусство» вставить слово «гласность» и прокричать это мне самому. Что и выполняю кто я такой, чтобы спорить с жизнью?
Конференцию «Судьбы гласности: 1986-2001. Опыт защиты гласности: 1991-2001» мы готовили давно и долго. Предложили фонду Горбачева провести ее совместно получили и согласие, и соучастие. Присутствие Горбачева было для нас очень важно. И присутствие, и все остальное: то, что открытие шлюзов было для него утилитарной полумерой, и то, что хлынувший поток в конце концов смыл его самого, а потом вознес к вершинам мирового признания. Во всем этом есть что-то от древнегреческой трагедии. И он был не только одним из ее драматургов он был и ее героем, и исполнителем одной из главных ролей.
«Улица корчится безъязыкая. Ей нечем кричать и разговаривать» эти строчки Маяковского приходили на память, когда в октябре 85-го, накануне первого своего визита в Париж, недавно избранный генеральный секретарь в прямом эфире своего телевидения давал интервью французским журналистам. Он был косноязычен, как слесарь на трибуне съезда, у которого изъяли заготовленный текст, и неуклюж, как человек, впервые вышедший на лед на коньках для фигурного катания. Он был отчасти смешон и до обидного жалок. Но он терпел. Он пошел на это сознательно, потому что понимал, что гласность, пусть она казалась ему лишь необходимым для иного дела инструментом, начинается только с самого себя. Открытость это прежде всего расстегивание пуговиц на собственном мундире.
Назначена была конференция на июнь 2001 г. и не случайно почти день в день совпадала с десятилетием фонда датой нашей первой пресс-конференции.
Главную задачу мы себе поставили, мягко говоря, не самую простую: понимая гласность и как понятие, и как процесс, и как механизм, разобраться с ее эволюцией в новейшей истории страны от провозглашения до нынешнего дня. Поэтому мы сознательно пошли на то, чтобы, так сказать, «профессионалы защиты гласности» были на конференции в меньшинстве: мы и так хорошо знаем друг друга и едва ли способны сказать друг другу что-то новое. Зато о гласности говорили историки, экономисты, дипломаты, депутаты, работники спецслужб, экологи, солдатские матери, адвокаты, правозащитники не нашего профиля, бывшие министры печати, педагоги и, разумеется, журналисты как те, кто первыми бросились в образовавшийся во второй половине 80-х прорыв, так и редакторы сегодняшних газет, действующих и закрытых. Выявить степень потребности в гласности в самых различных областях жизни, понять, насколько сегодняшние возможности использования этого инструмента демократии соответствуют этим потребностям, понять, как эволюционировала гласность и во что она превратилась сегодня, как отозвалась она в ближнем и дальнем зарубежье и как оттуда смотрятся происходящие у нас процессы.
В небольшом, на сто двадцать мест, конференц-зале «Горбачев-фонда» собралось столько интересных, не похожих друг на друга людей, что показатель интеллектуальной энергии зашкаливал. Доклады: почему свобода слова не стала насущной потребностью общества, чем гласность в ее нынешнем виде похожа на политкорректность в ЮАР, как изменялись представления о роли гласности у студентов журфака за эти пятнадцать лет перемежались панельными дискуссиями: гласность и спецслужбы, с участием недавних генералов и журналистов-расследователей; успехи и неудачи гласности например, как и почему не дали осуществиться экологическому референдуму или как проделанное исследование гласности судопроизводства приоткрыло двери воронежских судов; доступ к армейской информации, к архивам; реалии и планы Государственной Думы по части доступности внутренней информации, гласности законотворческих инициатив, освещения деятельности депутатов в СМИ.
Мы получали колоссальное удовольствие от компетентности, заинтересованности, ума и остроумия. И все это наполовину зазря. Потому что никто, подчеркиваю, никто из приглашенных и даже из обещавших свое участие в конференции представителей сегодняшней российской власти на эту конференцию не пришел.
Не пришел г-н Ястржембский рупор информационных инициатив президента. Не пришел министр печати (не хочу лишний раз даже фамилию называть), начертавший на нашем приглашении «не целесообразно», даже эту резолюцию не сочтя нужным отправить приглашавшим и предоставив нам самим отыскивать ее в канцелярии министерства. Не пришел родоначальник информационных программ НТВ, а ныне председатель Всероссийской государственной телерадиокомпании Олег Добродеев, обиженно сообщивший мне по телефону, что ранг предложенных ему в собеседники на панельной дискуссии редакторов крупнейших газет для него недостаточно высок. Тихой сапой уполз до последнего дня грозившийся быть главный идеолог нынешних кремлевских игр с обществом Глеб Павловский. Не ответил на письмо просьбу прислать хоть кого-нибудь, способного внятно изложить позицию власти в вопросах гласности, руководитель администрации г-н Волошин.
Государство на этой конференции цепко охраняло немоту своих тайн, в том числе главной из них: что ему нечего сказать обществу.
Двумя днями позже я узнал, что в середине июня господа-администрация собираются созвать большой хурал представителей гражданского общества для встречи с ними президента. Видимо, все интеллектуальные силы были брошены на подготовку его выступления о необходимости совместной, гласной и плодотворной работы власти и общественных организаций.
О том, как власть застегивает пуговицы на мундире и что говорили о состоянии гласности на конференции в следующем номере.
