Советская власть
реабилитации не подлежит

Не только семейная трагедия

В течение трех последних лет я и моя мать Лидия Ивановна Гольцова добивались в соответствии с законом «О реабилитации жертв политических репрессий» посмертной реабилитации ее репрессированных родителей и компенсации за изъятое ОГПУ в 1932 г. имущество.


Разумеется, не сама эта реабилитация была нам нужна, но за семью нам было обидно так же, как и «за державу». И принципиальным делом было добиться от государства публичного признания его вины путем реабилитации и получения хотя бы куцей денежной компенсации в 40 МРОТ (сегодня это всего около 120 долл.). И хотя она была бы заведомо многократно меньшей, чем даже стоимость изъятых 35 золотых предметов (не говоря уже об изъятых ранее ценностях), но именно на эту символическую компенсацию хотелось поставить памятник деду на заброшенном старообрядческом кладбище.


Мы последовательно, но безуспешно прошли «семь кругов» административно-судебного ада ГУВД по Санкт-Петербургу, городскую и генеральную прокуратуры, районный, городской и Верховный суды. В январе 2001 г. мы подали жалобу в Европейский суд по правам человека. Но 8 июля моя мама умерла, и тем самым отпала законная возможность борьбы за реабилитацию и компенсацию. Теперь наши власти могут окончательно закрыть дело и обо всем забыть. Но не я. Считаю своим долгом хотя бы рассказать всем об одной из трагедий нашей семейной и вместе с тем российской истории и о несмываемом позоре советской, а теперь и российской власти, с упорством, достойным лучшего применения, защищающей честь мундира кровавого ОГПУ.

За последние годы мне уже трижды довелось читать в архиве петербургского УФСБ на Шпалерной улице страшные страницы архивных дел ОГПУ. По трем делам: моего отца Льва Александровича Юткина (лагеря 1933-1938), моего деда Александра Михайловича Юткина (лагеря 1938-1942, где он и умер) и отца моей жены Владимира Павловича Акимова (лагеря 1938-1953). Мне открылись бездонные пропасти человеческой подлости и глупости, явленные в чудовищных протоколах ОГПУ. А неотлучно находившиеся в архиве сотрудники ФСБ следили, чтобы я не читал закрытых ими страниц с именами доносчиков. Хотя, конечно, я прочитал и эти страницы, ибо от такой «творческой» работы оперативники утомлялись и дремали на рабочем месте.

Но эта история не была связана с работой в архиве, ибо архивы той поры пусты. О репрессиях в период 1929-1932 гг. точно и исчерпывающе написал А.И.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ»: «Государству нужно имущество, нужно золото, а Колымы еще нет никакой. И с конца 1929 года начинается золотая лихорадка, только лихорадит не тех, кто золото ищет, а тех, из кого его трясут». И как писал А.И.Солженицин, ОГПУ начало «потрошить» в «парилках» «нэпманский поток» как раз начиная с 1929 г., при этом «не мелочась» на судебные решения и оформление документов. «Следователи не пишут протоколов потому, что бумажка эта никому не нужна и будет ли потом намотан срок или не будет, это мало кого интересует, важно одно: отдай золото гад...» В страшные водовороты этого «нэпманского потока» и попал мой дед и вся наша семья.

У нас не сохранилось подробных записей о тех страшных днях. Но в двух ярких газетных статьях в питерских газетах «Час пик» («Плотники Карелины из Охтинской слободы», 1996, 7 авг.) и «Невское время» («За что нам такая страшная жизнь?», 1996, 18 мая), подробно описаны мучения, которые выпали на долю тысяч нэпманов в Ленинграде в том же 1931 году. Описаны битком набитые душегубки-«парилки» в которых десятки людей задыхались, сходили с ума, умирали и отдавали все своим мучителям. Правду этих документальных свидетельств о злодеяниях ОГПУ в 30-е убедительно подтверждает и статья Анатолия Приставкина «Непобедимая и легендарная» (в «Московские новости», 1998, 17 мая), в которой описана страшная современная история о том, как в подобной «душегубке» в наши дни погибли солдатики на переполненной гауптвахте, запертой на ночь пьяным офицером.

Мой дед Иван Михайлович Гольцов в 1931 г. как «классовый враг нэпман», высококлассный кондитер, директор Филипповской булочной и полномочный представитель Общества московских булочников (ОМБ) в Ленинграде, как и многие тысячи из «нэпманского потока», после первого обыска, не давшего результатов, был брошен в такую «парилку» (советскую газовую камеру), где мучился, задыхался и в итоге «отдал» все свои сбережения мучителям из ОГПУ. Но его здоровье оказалось окончательно подорвано, он слег и после тяжелой болезни скончался 13 июня 1932 г. в возрасте 51 года, оставив трех малолетних сирот.

А уже вскоре после смерти деда, 9 августа того же года, огэпэушники произвели новый обыск, на этот раз у вдовы Евгении Викентьевны Гольцовой. Под угрозой тюрьмы и смерти у нее были изъяты все ее фамильные драгоценности (а бабушка была из польского дворянского рода Комарницких). Согласно описи из сохранившегося протокола обыска, это были 35 золотых предметов, включая и обручальные кольца, и нательные кресты. И все это исчезло в подвалах ОГПУ или в карманах его сотрудников, ограбивших семью.

Это ограбление моих деда и бабушки можно назвать и более мягко, но зато юридически точно, строго следуя терминологии закона о реабилитации» «иными нарушениями прав и свобод граждан, подвергнутых в административном порядке репрессиям по политическим мотивам». Поэтому мы посчитали, что они безусловно подлежат реабилитации, а за изъятое имущество государство обязано теперь выплатить компенсацию.

С изложением всех этих обстоятельств и в соответствии со ст.3 и 6 вышеназванного закона мы обратились в июле 1997 г. в ГУВД по Санкт-Петербургу с заявлением о реабилитации И.М. и Е.В.Гольцовых как жертв политических репрессий. А в качестве документов, подтверждающих факты репрессий, были приложены копии протоколов обысков и изъятий от 18 сентября 1930 и 9 августа 1932 гг., произведенных сотрудниками ОГПУ. Сам факт наличия у нас указанных протоколов обысков, очевидно, очень редок, если не уникален. Как правило, если такие протоколы и составлялись, то уж не сохранялись: такой протокол позднее мог стать поводом для нового ареста.

На наше заявление из ГУВД пришел безоговорочный отказ, при этом в оскорбительных отписках лицемерно указывалось и на необходимость доказать в суде факты репрессий показаниями свидетелей (через 65 лет после событий), и даже на возможность того, что эти обыски и изъятия могли быть произведены по уголовным мотивам.

На основании закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» мы обратились с жалобой на действия ГУВД в Дзержинский федеральный суд Центрального района Санкт-Петербурга. Однако судья даже не попыталась анализировать представленные протоколы, а безоговорочно согласилась с «доводами» ГУВД, полностью повторив их в принятом решении. Более того, указала, что разрешить этот спор можно только в рамках рассмотрения иска «об установлении юридического факта применения репрессий», т.е. в порядке особого производства, «забыв» при этом, что согласно ст.247-10 ГПК, в порядке особого производства не рассматриваются дела, для которых «законодательством предусмотрен иной порядок их установления». А порядок ведения дел по установлению фактов политических репрессий и реабилитации предусмотрен законом о реабилитации.

Самое же главное в ст.7 этого закона указана только одна причина обращения в суд с иском об установлении фактов репрессий по показаниям свидетелей: «при отсутствии документов». У нас эти уникальные протоколы обысков и изъятий как раз имеются. Но судья отказалась их анализировать и лишь повторила в решении лицемерную формулировку ГУВД о том, что в протоколах «отсутствуют сведения, в связи с чем обыски производились», несмотря на то, что в деле имеются архивные справки ГУВД о том, что «Гольцовы И.М. и Е.В. по фонду уголовных дел УМБ РФ по СПб не проходят». Следовательно, эти протоколы ОГПУ могут свидетельствовать только о политических репрессиях. Третьего не дано. Не понять этого мог только тот, кто не хотел.

Наша кассационная жалоба была отклонена Санкт-Петербургским горсудом определением от 22 декабря 1998 г., в котором «новой» стала лишь нелепая формула о том, что представленные протоколы как доказательства факта репрессий «не являются бесспорными». Но суд-то и должен был взять на себя труд разрешить спор, а не слепо копировать отписки властей и защищать «честь мундира» ОГПУ...

Решения райсуда и горсуда вынудили нас отложить обращение с жалобой в Верховный суд и вновь обратиться в райсуд с заявлением об установлении юридического факта политических репрессий. Но в новом решении райсуда от 12 ноября 1999 г. было еще меньше законности, чем в прежних решениях. Если раньше, не анализируя протоколов, он сделал вывод о необходимости доказывать спорный факт в порядке особого производства, то новое решение райсуда было основано уже на решении горсуда, где утверждалось, что протоколы не свидетельствуют о репрессиях «бесспорно». В результате такой судебной эквилибристики, очень похожей на игру в «пятый угол», было принято «решение», якобы вытекающее из прежних. Но ни одно из этих «решений» не было основано на анализе представленных доказательств и не опровергало их по существу.

На новое решение райсуда от мы своевременно подали кассационную жалобу. Однако под ложным предлогом она не была принята и была «рассмотрена» только в порядке надзора. А результатом этого «надзора» стала краткая отписка из горсуда, где была дословно повторена лицемерная «формула» о том, что в деле нет «бесспорных» доказательств... После этого мы обратились с жалобой в Верховный суд РФ ответом были лишь краткие отписки из Верховного и того же городского суда.

Истина состоит в том, что в процессе многих судебных разбирательств ни разу не подвергалась сомнению подлинность протоколов и достоверность факта незаконного изъятия ценностей. А относительно «оснований для обысков и изъятий» вся доказательность судебных решений свелась лишь к «выводу» о том, что в протоколах нет «бесспорных» указаний на политические репрессии. Но в этих протоколах и не могло быть подобных указаний. Зато есть название зловещего органа, производившего обыски и изъятия, ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление). А современным защитникам «чести мундира» ОГПУ из судов, ГУВД и прокуратуры следовало бы знать, что до 1934 года ОГПУ даже организационно не входило в НКВД, а прямо подчинялось СНК СССР и вело только политические дела.

Еще одно свидетельство о политических мотивах обысков и изъятий (которые мы считаем репрессиями, а судьи видимо, поощрениями) имеющаяся в деле генеральная доверенность, выданная И.М.Гольцову на представительство всех интересов ОМБ в Ленинграде. Мой дед был «нэпманом», а значит, для ОГПУ «классовым врагом», с которым жестоко расправились, как и с тысячами других жертв «нэпманского потока».

Но для «наследников боевых традиций» ОГПУ из ГУВД и судов главное в представленных документах то, что они не «бесспорны»... И эту пошлую нелепицу повторяют судьи, которые и призваны разрешать споры. Да если бы все было «бесспорно», то зачем нужен суд... Но в отписках из ГУВД и в решениях судов даже при цитировании ст.1 закона о реабилитации (где политическими репрессиями, наряду с прочими, названо «иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными...») делается лицемерный вывод о том, что «представленные протоколы не содержат указанные в законе меры принуждения...». Тот, кто хотел бы честно видеть, увидел бы в «изъятиях» у «классово-чуждых нэпманов» то самое «иное лишение прав и свобод» (в т.ч. на собственность). Но очевидно, что в ГУВД и в петербургских судах на стенах до сих пор висят портреты не Солженицына, а Дзержинского...

Как ясно показала эта история, многие представители власти в нынешней, якобы демократической России на самом деле реально представляют власть советскую и никакую другую. И поскольку «страна должна знать своих героев», считаю, что нужно назвать поименно и советских «героев» этой истории: К.В.Кокушкин (ГУВД по СПб), М.Ф.Попов и А.В.Гуцан (прокуратура СПб), А.И.Врублевский и Н.В.Кулиш (Генпрокуратура РФ), О.А.Василенко и Ю.В.Иванова (Дзержинский райсуд), Н.С.Волженкина, Т.И.Яковлева, Н.Г.Никонова, Н.Н.Манаков и В.К.Власенко (Санкт-Петербургский горсуд), В.Н.Пирожков (Верховный суд РФ).

Итак, наша советско-российская власть разных «ветвей» и уровней возвела, а затем не захотела преодолеть ужасное нагромождение абсурда, лицемерия и беззакония, созданное «усилиями» судов, прокуратуры и ГУВД, упорно защищающих «честь мундира» ОГПУ, но не желающих защитить попранные права своих граждан на имущество и на саму жизнь. Необходимо защитить теперь хотя бы их право на добрую память. К сожалению, сделать это сегодня можно, только публично предъявив нашей власти политическое обвинение и признав, что сама нынешняя российская власть плоть от плоти преступная советская власть и в этом своем качестве реабилитации не подлежит.

АЛЕКСАНДР ЮТКИН

Санкт-Петербург

©   "Русская мысль", Париж,
N 4382, 25 октября 2001 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:     ...