Потери Вермахта и
немецкие военнопленные в СССР

Военный историк из Фрайбурга Р.Оверманс выпустил книгу «Немецкие военные потери во Второй Мировой войне», отнявшую у него 12 лет случай довольно редкий в наше скоротечное время. Его коллега Ф.Кляйн справедливо пишет в предисловии: «Данные о людских потерях во Второй Мировой войне, как правило, противоречивы, независимо от того, идет ли речь о конкретной операции или о сводных потерях государства. Имеющимися в распоряжении цифрами многократно манипулировали в пропагандистских целях...»

Оверманс дал себе труд и волю быть свободным от политических спекуляций, эмоциональности предпочел независимость и в своей работе опирался не столько на архивные источники, сколько на выборки из массовых ведомственных картотек.

Кадровый состав немецкой военной машины во Второй Мировой войне это 13,6 млн. пехотинцев, 2,5 млн. человек в ВВС, 1,2 млн. военных моряков и 0,9 млн. служащих войск СС. А сколько немецких военнослужащих на той войне пало? Разброс полученных результатов говорит сам за себя: от 3,3 до 8,3 миллиона. Все эти оценки так или иначе восходили к текущей статистике Вермахта и исходили из веры в ее достоверность, но как раз в этом больше всего сомневается Р.Оверманс.

Выходом из сложившейся ситуации, по Р.Овермансу, могло бы стать обращение к сохранившимся первичным источникам. Таковые в наличии оказались сводный перечень опознавательных знаков (жетонов) немецких военнослужащих (всего около 16,8 млн. имен), документация ВМФ (около 1,2 млн. имен) и сводная картотека потерь справочной службы Вермахта о военных потерях и военнопленных (около 18,3 млн. карточек). Эта последняя картотека доселе использовалась исключительно по своему прямому назначению для ответов на персональные запросы. Полная обработка каждого из этих источников потребовала бы огромных затрат времени и денег, и для анализа были выбраны небольшие, но статистически достоверные пробные фрагменты 4685 единиц из перечня жетонов и списка моряков (взятых как единое целое) и 4219 единиц из картотеки погибших.

Заметим, что под потерями автор понимает только безвозвратные потери: выжившие больные и раненые, а также пережившие плен, вопреки давним военно-историческим традициям, в расчет не берутся, поскольку избранная методика не позволяет сделать это корректным образом. Зато он учитывает весь рекрутированный в Вермахт и поставленный под ружье персонал и все военизированные соединения (например, «Организацию Тодта» и т.п.). Не учитываются военнослужащие армий союзников и даже собственные союзные соединения, организационно не включенные в Вермахт или Ваффен-СС. Остались за рамками исследования и потери немецкого мирного населения, в том числе евреев, число погибших от бомбардировок, число депортированных и др.

Так какой же ответ дает Р.Оверманс на поставленный выше вопрос?

Суммарно безвозвратные потери немецкой армии составили 5,3 млн. чел. (что почти совпадает с давнишней 5,5-миллионной оценкой классика советской статистики Ц.Урланиса). Это приблизительно на один миллион больше, чем принято было считать в массовом сознании, но ученый решительно предостерегает от какой бы то ни было моральной ревизии войны: со стороны Германии она была однозначно преступной это прискорбное обстоятельство не зависит от вариации статистической точности оценки тех или иных исторических параметров.

А вот в «параметризацию» итогов войны Оверманс привнес немало нового. По его расчетам, с войны не вернулся практически каждый третий германский военнослужащий (28%, что вдвое выше аналогичного «показателя» по Первой Мировой войне). Больше всего 2743 тыс., или 51,6% пало на Восточном фронте, причем самыми ужасающими по потерям за всю войну стали прорывы группы армий «Центр» в июле 1944 г. и группы армий «Южная Украина» в районе Ясс в августе того же года, стоившие жизни в каждом из этих случаев от 300 до 400 тыс. чел. (а не гибель 6-й армии под Сталинградом) такие цифры повторились только в последние три месяца войны. На Западном же фронте погибло всего 340 тыс. чел., или 6,4% от общих потерь. Еще 1230 тыс. чел. погибли в заключительной фазе войны, а 459 тысяч в плену.

Из родов войск отчаянней всего было оказаться в СС: в войну или в плену погибло около 34% личного состава этих специфических войск (а на Восточном фронте каждый второй). Несладко досталось и пехоте, смертность в которой составила 31%; далее следуют военно-воздушные (17%) и военно-морские (12%) силы. (Доля пехоты среди погибших 79%, на втором месте Люфтваффе 8,1%, на третьем войска СС 5,9%.) У пехоты, естественно, доля Восточного фронта еще выше, чем в среднем, 58,8%, а у остальных родов войск гораздо ниже.

За последние 10 месяцев войны (июль 1944 май 1945) погибло практически столько же военных, что и за предыдущие четыре года. Только за три последних месяца войны погибло около миллиона человек.

У погибших военнослужащих был широчайший возрастной спектр от 1878 до 1930 гг. рождения, но наиболее пострадавший возраст 1925 г.р.: из тех, кому в 1945 г. стукнуло бы 20, с войны не вернулись каждые четверо из десяти. В результате соотношение мужчин и женщин в ключевой возрастной группе от 20 до 35 лет в структуре послевоенного немецкого населения достигло драматической пропорции 1:2.

Конечно, и в рамках исследования Р.Оверманса многое по-прежнему осталось нераскрытым. Уточнение причин и ряда других важных аспектов смертности немецких военнослужащих на Восточном фронте сегодня было бы теоретически возможно с привлечением данных из не изученных под этим углом зрения советских архивов, тем более что нечто подобное по советским военнопленным, умершим в немецком плену на территории Рейха, уже делается.

О том, сколь много может дать использование российских источников, убедительно свидетельствует книга гамбургского историка Андреаса Хильгера «Немецкие военнопленные в Советском Союзе. 1941-1956». Конечно, он был не первым, кто опирался при этом на советские или российские архивы (тут уместно вспомнить прежде всего В.Конасова и С.Карнера). Специфика его информационного обеспечения в попытке синтеза мемуарных и архивных данных. Критически осмысливая и накладывая их друг на друга, он получает некую новую картину поистине синтез.

При этом ему приходилось продираться через джунгли стереотипов и клише, которыми тема плена у русских и возвращения из него, политически для немцев весьма чувствительная, успела уже основательно обрасти. В самой Германии эта тема с самого начала стала мощным пропагандистским инструментом, призванным в конечном итоге даже не просто релятивизировать преступления самого Вермахта в войне с СССР исчадием «еврейского большевизма», а как бы «разменять» и вытеснить в массовом сознании собственные преступления преступлениями Красной армии и СССР.

А.Хильгер приходит к выводу, что в представлениях немецких военнопленных об СССР их индивидуальные переживания и опыт причудливо смешались с идеями и представлениями, почерпнутыми еще из геббельсовской пропаганды. Вместе с тем примечательно, что большинство мемуаристов, проклиная советскую власть, не смешивали с нею простых людей, часто им помогавших: даже за лагерной проволокой немцы понимали, что главные жертвы советской власти не они, а сами советские граждане.

На «архивном фронте» А.Хильгер основательно поработал прежде всего с «Особыми папками» кремлевских вождей (Государственный архив Российской Федерации) и с материалами ГУПВИ Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, хранящимися в бывшем «Особом архиве» (ныне в составе Российского государственного военного архива).

В своей политике по отношению к немецким военнопленным советская сторона не преследовала ни истребительных целей, ни целей отмщения за немецкие преступления. Отношение было суровым, но оно ничем не отличалось от отношения к военнопленным других стран (Японии, Италии, Румынии и т.д.) и даже к собственному населению (в вопросах уголовного преследования или, скажем, рационов питания). Какими бы ни были советские мотивы и особенности советской правовой системы, отличие советской политики по отношению к немецким военнопленным от политики западных держав, прежде всего США и Англии (Франция во многих вопросах занимала промежуточную ступень), тем не менее разительно (достаточно вспомнить о времени содержания немцев в плену, об их политическом «перевоспитании» и т.д.).

Существует чуть ли не дюжина различных оценок количества немецких военнопленных, и их разброс достаточно велик от 3024 тыс. по данным НКВД на 7 июня 1945 г. до 3850 тыс. по данным Красной армии, причем на ту же дату! Столь же варьируют и оценки смертности от 1,1 миллиона у комиссии Машке (занимавшейся после войны сбором исторических сведений о немецких военнопленных) до 358 тысяч у НКВД (кстати, и Р.Оверманс дает собственную оценку около 700 тыс. умерших в советском плену). А.Хильгер все эти оценки приводит и даже анализирует, но собственного суждения, к сожалению, не сообщает.

В добром соответствии с немецкой монографической традицией, около четверти всего объема приходится на обширный раздел приложений. В аккуратных таблицах и графиках высвечены самые разные аспекты от официальных рационов и помесячной статистики движения численности и смертности военнопленных в лагерях ГУПВИ (как в целом, так и по отдельным избранным лагерям) и до статистики их трудового использования (человеко-дни, выработка, затраты и т.п., в разбивке по годам, по союзным республикам и т.д.). Многие таблицы в качестве указаний на источники содержат до 50-70, а то и 130 ссылок, что помимо прочего достаточно выразительно говорит о «человеко-днях» и «трудозатратах» самого автора, написавшего, на наш взгляд, образцовую историческую книгу.

Ее выход, как и выход книги Р.Оверманса, своеобразный сигнал исследователям проблемы советских военнопленных, изученность которой в настоящее время заметно отстает.

ПАВЕЛ ПОЛЯН

Москва Кельн

©   "Русская мысль", Париж,
N 4384, 08 ноября 2001 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:     ...