ЛИТЕРАТУРА, МЕМУАРЫ

 

К пятой годовщине со дня смерти Иосифа Бродского

Самуил Лурье

БОГ И БРОДСКИЙ

Сокращенный вариант статьи, которая будет опубликована в журнале "Нева".(окончание)


(начало см. в N 4350)


Да, голос знакомый, окрашенный усталостью и болью, а синтаксис ума и зрение не совсем как у людей и разоблачают доступную, обычную, к нам обращенную реальность как самообман.
Смысл того, что якобы есть, определяется тем, чего нет, отсутствием, убыванием, вычитанием.
Я слышу не то, что ты говоришь, а голос.
Я вижу не то, во что ты одета, а ровный снег.
И это не комната, где мы сидим, но полюс;
плюс наши следы ведут от него, а не к.
Дело не в том, что скоро все кончится, как у всех. А просто мироздание работает как невообразимый пылесос, добиваясь полной и окончательной Пустоты, и одна, отдельно взятая пылинка догадывается, что происходит.
Или, допустим, второе начало термодинамики стало душой и талантом одного из нас. И метафора кричит об энтропии как мере всех вещей.
Получаются вместо сладких звуков и молитв какие-то афоризмы в духе фрагментов Гераклита Темного:
...В этом и есть, видать,
роль материи во
времени передать
все во власть ничего,
чтоб заселить верто-
град голубой мечты,
разменявши ничто
на собственные черты.

* * *
...Когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

* * *
...Это комплекс статуи, слиться с теменью
согласной, внутренности скрепя.
Человек отличается только степенью
отчаянья от самого себя.

* * *
...Человеку всюду
мнится та перспектива, в которой он
пропадает из виду. И если он слышит звон,
то звонят по нему: пьют, бьют и сдают посуду.

* * *
...С другой стороны, взять созвездия. Как выразился бы судья,
поскольку для них скорость света бедствие,
присутствие их суть отсутствие, и бытие лишь следствие
небытия.
Пересказать горестную метафизику Иосифа Бродского невозможно. Разве только вывод из нее этический, практический про человеческую гордыню: что нет ничего бездарней. Поскольку личность мнимая величина, вроде корня из минус единицы. Самая что ни на есть христианская мысль, между прочим:
...Узнать,
что тебя обманули, что совершенно
о тебе позабыли или наоборот -
что тебя до сих пор ненавидят крайне
неприятно. Но воображать себя
центром даже невзрачного мирозданья
непристойно и невыносимо.
Редкий,
возможно, единственный посетитель
этих мест, я думаю, я имею
право описывать без прикрас
увиденное. Вот она, наша маленькая Валгалла,
наше сильно запущенное именье
во времени, с горсткой ревизских душ,
с угодьями, где отточенному серпу,
пожалуй, особенно не разгуляться,
и где снежинки медленно кружатся как пример
поведения в вакууме.
Да, печальное смирение окончательное слово Бродского. История против человека, природе вообще не до него. Как Тютчев еще предполагал, Сфинкс блефует: мы гибнем просто так, ни за что. Жизнь освещается только речью, доведенной до второго, третьего до последнего смысла. Такая речь, пересказывая молчание, придвигается к нему все ближе.

Для исторического словаря

Бродский олицетворил собою, выстрадав как личную веру, последнюю отчетливую мысль человечества о своей судьбе и роли в мировом процессе.
Культура Запада не могла дойти до этой мысли сама: ее творцам недоставало личного опыта творческого существования в тоталитарном режиме.
Бесчеловечность как основное свойство миропорядка; Ничто как строительный материал бытия; отчаяние как свобода; ирония как единственный источник света... Понять реальность подобным образом и превратить ее в речь, неотличимую от роковой любви только бывшему гражданину Третьего Рима, притом изгнанному в межпланетное пространство, только Иосифу Бродскому достался этот подвиг.
Его талант оказался сильней даже чем бездарность социалистического государства, помноженная на всю безжалостность.
Судьба и стихи Бродского вселяли надежду, что, и будучи одним из нас, можно стать человеком в полном смысле слова.

Совсем немного теории

Так и осталось тайной кто ему диктовал. И вообще не решено ни в богословии, ни в эстетике, кто такой гений, что такое вдохновение и является ли поэт носителем сознания более высокого, чем человеческое. Это всего лишь старинная гипотеза, которую, кажется, Бродский разделял.
Но странно переписал он пушкинского "Пророка". Впрочем, и Пушкин, как известно, не сам выдумал эту историю, а пересказал одного древнего еврея, некоего Исайю, ну а тот надо думать, большой фантазер воображал себя пророком совершенно всерьез. Прилетел, говорит, ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих...
Представьте, веками тунеядцы всех стран цеплялись за эту уловку: дескать, они оттого так нелепо и антиобщественно живут, что им доверено передать нам важное сообщение. А от кого неизвестно. Смешней всего, что сами не знают. И в показаниях путаются. Вот, пожалуйста:
Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, внизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив, их часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданье потерян,
кружится шар.
Кто слышал не забудет, как падал голос в последней строке: как падает сердце.

Санкт-Петербург

начало ||| предыдущая часть

©   "Русская мысль", Париж,
N 4352, 8 февраля 2001 г.


ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»: РУССКАЯ МЫСЛЬ

    ...