Видимо, лагерно-тюремная эпопея не позволила знаменитой русской певице Л.А.Руслановой стать народной артисткой СССР: она осталась всего лишь «заслуженной». И все же гулаговская страница, тайная, неизвестная, добавила к ее биографии шарм мученицы, страдалицы, что так любят на Руси.
Тюремные легенды о русской певице
Еще только начиная заниматься в 1989 г. ее тайшетской одиссеей, не раз слышал о том, что она сидела в Кенгире, Магадане, Бамлаге, Алдане. Куда только не заносила молва исполнительницу знаменитых «Валенок». Вот газета «Зейские огни» (Амурская обл, г.Свободный) 27 июня 1990 г. повествует: «Судьбы многих людей прошли за колючей проволокой г.Свободный, столицы Бамлага. Вот только некоторые имена, чьи судьбы прошли через все круги ада свободнинских лагерей: маршал Рокоссовский, нарком тяжелой промышленности Малышев, народная артистка СССР Русланова (она всего «заслуженная». - Л.М.). "...Мы сидели в лагерной прорабской, - вспоминает бывший политзаключенный лагеря «Джелун» В.Г.Кравчук. - Вдруг заходит молодая женщина и говорит: «Ребята, дайте поесть, третий день во рту кусочка хлеба не было». Поела, а затем вдруг как запоет знаменитую русскую народную песню «Валенки». Мы обомлели - перед нами стояла живая Лидия Русланова! Впоследствии она много раз выступала перед заключенными в наших лагерях"».
Еще более нелепую версию я вычитал при переводе книги Карло Штайнера «7000 дней в Сибири», которая издавалась в Югославии, Германии, Франции (мне достался французский вариант):
«В первый день моего приезда я узнал, что в прошлом году в этом лагере работала популярная певица Русланова. Ее арестовали вместе с мужем, советским генералом, которому дали 25 лет. Сама Русланова получила 10 лет. Возмущенная этим приговором, она обратилась с жалобой. Результатом демарша стал новый приговор - 25 лет. Генерал в конце войны возглавлял оккупационную армию и опустошал апартаменты убегавших немцев. Он перевез себе мебель, картины, драгоценности в Москву, на него донесли в МВД, которое арестовало и его супругу. Русланова работала в лагере швеей. Изголодавшаяся, она имела связь с поваром Мишей Новиковым, который снабжал ее провиантом. Надзиратель-сводник тоже получал свою долю. В один прекрасный день дело получило огласку, повара перевели в другой лагерь, надзирателя сместили, а Русланову отправили в женский лагерь, ее послали на лесоповал.
Сразу после смерти Сталина популярную артистку освободили и московский зритель долго еще восхищался ее талантом».
Даже мой заярский товарищ, историк Ангарлага Сергей Плющенков поддался соблазну и поверил рассказу бывшего лагерника П.М.Филончука о том, что Л.Русланова 8 марта 1950 г. выступала с концертом перед женщинами «мамской колонны» Ангарлага в Заярске («Газета Приилимья», 1993, 6 марта). Нет же. За десяток лет удалось пробиться к истине и установить все, что было с Руслановой начиная с 18 сентября 1948 г., когда ее арестовали на гастролях в Казани, и кончая 1953-м, когда ее выпустили из Владимирской тюрьмы. Между ними был Тайшет, друзья по культбригаде, по несчастью, самый большой лагерь Озерлага - ЦАРМЗ (Центральный авторемонтный завод). Впрочем, обо всем по порядку.
Ее пытали на Лубянке
По словам дочери Л.Руслановой М.Крюковой, отца и мать взяли в одночасье 18 сентября 1948 года. Рано утром (самолеты летали именно так) генерал собирался встречать жену в аэропорту «Внуково», но был арестован. На Лубянку доставили и Русланову. Она не любила вспоминать лагерные годы, следствие, пересылки, тюрьму. Все же в лагерном бараке Тайшета, где жили 12 артисток культбригады и пять прачек, в вечерние часы велись задушевные беседы между узницами политического лагеря. Русланова часто прихварывала, и однажды ее положили в маленький стационар при санчасти. В то же время заболела Юлиана Ильзен и на несколько дней оказалась в одной комнате с Лидией Андреевной. Этих дней Юлиана Алексеевна не забудет никогда. Л.Русланова рассказала о своем детстве, о том, как приходилось просить милостыню, и, конечно, о следствии на Лубянке. Сначала пришлось пройти процедуру «снятия пальчиков», фотографирования в профиль и фас, Лубянку и Лефортово. Несколько раз Лидию Андреевну сажали в ледяной карцер. В Москве в июле 1949 г. стояла страшная жара и она никак не могла понять, почему в подвале на стенах находится толстый слой инея. Ее оставляли в самой легкой одежде в морозильнике, и Русланова начинала кричать следователю, министру МГБ, чтобы ее выпустили. Она многих министров хорошо знала по воле, их имена-отчества, никогда она не обращалась «гражданин начальник», «гражданин министр», а тут взывала: «Вы же не отрубаете рабочему руки, зачем меня сажаете в карцер?» Холодильников тогда не было, и вызывало удивление, как можно в страшную жару добиться изморози на стенах и минусовой температуры в изоляторе. МГБ разрабатывало в те годы подобные методы устрашения при помощи холодильных установок. Одновременно арестовали 48 генералов из окружения маршала Г.К.Жукова (а Крюков принадлежал к его друзьям), и на многих испытывались самые жестокие пытки. Генералу К.Ф.Телегину переломали все кости так, что он не мог находиться в сидячем положении долгие годы.
В конце концов супругов осудили по политической статье, хотя в ходе дознания из них выбивали показания о дачах, картинах, драгоценностях, которые тянули на уголовное дело. В ходе следствия много грязи было выплеснуто как на самих обвиняемых, так на людей из их окружения, и историкам еще предстоит кропотливая работа по отделению плевел от зерен.
Сломленную, измученную актрису с приговором «обвиняемая распространяла клевету о советской действительности и с антисоветских позиций обсуждала мероприятия партии и правительства. Установила связь с одним из военачальников, претендующих на руководящую роль в стране», отправили через Куйбышевскую, Новосибирскую, Красноярскую пересылки в особый лагерь Иркутской обл. - Озерлаг. Сюда же - в Чуну, Новочунку, Тайшет - бросили ее мужа, героя Советского Союза, соратника генерала Доватора, героя обороны Москвы и взятия Берлина генерал-лейтенанта В.Крюкова.
Шмон на вахте ЦАРМЗа
Рассказывает Е.А.Рудаковский, узник Озерлага (Санкт-Петербург)
Это было в 1949 г. во времена переименования Тайшетлагеря в особый закрытый лагерь 7 - Озерлаг. Среди зэков было много актеров, певцов, музыкантов. В недрах ГУЛАГа возникла идея собрать их в культбригаду. В осуществление этой идеи в лагерную колонну 048 (ЦАРМЗ) стали этапами стягивать со всей тайшетской трассы актеров. Шефами стали начальник КВЧ Тютин и начальник отдела культуры управления Озерлага майор Смолин, бригадиром был назначен актер Флеров. Вскоре и мне, старшему бухгалтеру колонны, пришлось принять деятельное участие в формировании бригады. Мне было дано указание экипировать всех членов культбригады в новое лагерное обмундирование первого срока, выписывать максимальную горбушку. Окрыленные свалившимся на них относительным вниманием, они принялись за дело. Все это были актеры Киевской оперы, Днепропетровского театра, Одесской оперетты. Солистка Лина Леренс и меццо-сопрано Марина Спендиарова, дочь знаменитого классика армянской оперы, Л.Баклина - солистка Большого театра, контральто И.Курулянц из ростовского театра, Попов, Клецкий - актеры Николаевской оперетты, москвичи Колесов, Кулик, Алферов, Сергеева, Машикова, группа симфонических музыкантов из Прибалтики во главе с дирижером Кантутисом, наконец, композитор Ю.Хайт, чье «Все выше и выше» гремело по стране. В спешном порядке столяры оформляли в клубе лагеря сцену. В соседней колонне 09 заказали костюмы и театральную обувь «врагам народа». Их парики, фраки, шлейфы ничем не отличались от костюмов Большого театра. Но внезапно над нами нависла гроза. По лагерю разошлась «параша» (слух), что нас, 58-ю, будут клеймить. Кто-то узнал, что в склад завода ночью завезли в огромном количестве кандалы. Все были обескуражены. В самом деле, как будешь петь арию Сильвы в кандалах и с клеймом на щеке. К счастью, эта акция не осуществилась, до применения кандалов не дошло, но грянула другая беда.
Внезапно, в одни сутки, всем зэкам нашили на бушлатах и телогрейках номера, бараки мгновенно были превращены в тюрьмы с решетками самого страшного пошиба, и была уже не артистка Леренс, а з/к АТ-389, не старший бухгалтер Рудаковский, а з/к АБ-639. Как автомобили! Великим подарком в этих новых условиях заключения было появление с очередным этапом Лидии Андреевны Руслановой. Мне пришлось на вахте оформлять документы Руслановой по лагерным законам бухгалтерии. Надо было принять аттестат с места этапирования на право питания в другом месте, сличить ведомость вещевого довольствия с фактическим наличием. Надо было подвергнуть Русланову «шмону».
Я сгорал со стыда, участвуя вместе с надзирательницей в этой унизительной процедуре. Помню, Лидия Андреевна выручила меня. Она сказала: «Товарищ (я действительно был ее товарищем, в таком же бушлате, с таким же номером на спине), вы почему тушуетесь, делайте что вам велят.» Так я познакомился с Лидией Андреевной, жемчужиной русской песни, на вахте лагпункта 048 в момент унизительного «шмона».
Концерт без аплодисментов
Зимой 1949 г. в только что преобразованный из Тайшетлага Озерлаг прибыла необычная узница. В самом большом лагере Тайшета располагалась культбригада, и в отдельном домике под вывеской «санчасть» квартировали женщины-артистки.
Рассказывает пианистка Татьяна Николаевна Барышникова (урожд. Перепелицына, Волгоград)
Однажды к нам пришел начальник КВЧ в женский барак и сказал, что приедет еще одна артистка, и попросил не приставать с расспросами. Мы были страшно заинтригованы, но меньше всего ожидали, что через некоторое время к нам в барак в обезьяньей шубе с черно-бурыми манжетами, в сапогах из тончайшего шевро, в огромной пуховой белой шали войдет Лидия Андреевна Русланова. Она вошла, села за стол, оперлась головой о руку и сказала: «Боже мой, как стыдно, перед народом стыдно». Мы напоили ее чаем, потихоньку освободили ей место, выяснили, какая у нее статья.
Бог простит, но раньше я не была поклонницей жанра русской песни, но то, что я увидела в лагере, сделало меня самой горячей, самой искренней ее поклонницей. Это была актриса с большой буквы, это был мастер в самом высоком значении этого слова. Она играла каждую песню, проживала каждый номер на сцене. Помимо этого она была удивительно добрым, по-русски широким и щедрым души человеком. Она очень быстро сошлась с нами. Когда утром мы отвели ее в барак к нашим мужчинам, она тут же нашла какие-то смешные байки, с большим юмором рассказала об этапе. Она держалась с мужеством, которое в ней просто поражало.
Порепетировав несколько дней или недель с баянистами Юзиком Сушко и Петром Моргуновым, она подготовила определенный репертуар, и очередной наш концерт должен был завершаться ее выступлением.
Во время наших концертов аплодисменты были запрещены. В первых рядах сидело начальство. Когда в конце нашего концерта она вышла на сцену, зал замер. Огромная столовая была набита так, что яблоку было упасть негде. Пела она удивительно, с такой силой и проникновенностью. И, когда кончилось ее выступление, потрясенный зал молчал, но не раздалось ни единого хлопка. Мой мозг пронзила мысль: «Боже мой, как она себя сейчас чувствует. Как ей, наверное, страшно, она, которая привыкла к шквалу аплодисментов». Затем она спела вторую песню, и проделала это с такой силой, страстью, с отчаяньем, - зал не выдержал. Первым поднял руки полковник Евстигнеев и захлопал. И за ним загремел, застонал от восторга весь зал. Аплодировали все. И заключенные, и вольные кричали «браво». Руководитель культбригады, меццо-сопрано Большого театра, а теперь зэчка Лидия Александровна Баклина, сделав руки рупором, басом кричала как бы из зала: «Валенки, валенки!» Это была коронная вещь Руслановой, нам очень хотелось, чтобы она ее спела. И она-таки спела «Валенки» знаменитые на сцене лагерной столовой.
У Руслановой, помимо очень выразительного лица и прекрасного голоса, была удивительная жестикуляция. Особенно запомнился ее жест, когда она руку, согнутую в локте, поднимала к своему лбу и таким царственным движением опускала ее книзу.
