Первое решение
по делу российского гражданина

7 мая в Страсбурге произошло событие, которого в России жертвы неправедных судов ждали уже несколько лет. Европейский суд по правам человека вынес первое решение в отношении России. Наше государство признано виновным в том, что нарушило права чернобыльского ликвидатора Анатолия Бурдова на справедливый суд (ст.6 Европейской конвенции прав человека) и на защиту собственности (право, установленное протоколом N1 к конвенции). За то, что военнослужащий Бурдов, лишившийся здоровья в Чернобыле, куда его послало государство, в течение десяти лет не мог получить установленную денежную компенсацию, российский бюджет заплатит ему теперь три тысячи евро.

По сути европейский суд наказал российские власти за жадность. Компенсацию, выделенную ему в 1991 г., Анатолий Бурдов в конце концов получил, только для этого ему пришлось в 1997 г. выиграть судебный процесс по иску к службе социального обеспечения в своем городе Шахты Ростовской области, в 1999-м процесс по поводу выдачи все еще не выплаченной полностью компенсации, а в 2000-м через все тот же Шахтинский городской суд добиться индексирования полагающейсся ему суммы. Однако социальная служба все равно стояла на своем: денег в ее фондах нет.

Когда жалоба Бурдова была принята Европейским судом и эта инстанция запросила у российского правительства сведения по данному делу, поступило распоряжение министерства финансов и деньги для ликвидатора нашлись. Однако судьи в Страсбурге не сочли это обстоятельство полностью извиняющим российские власти. В решении суда указано, что право на справедливый суд предусматривает, в частности, исполнение вынесенных судебных решений, а проблемы с бюджетом не избавляют государство от исполнения своих обязанностей. Кроме того, решение несколько непривычным для нас образом расставляет акценты во взаимоотношениях государства и человека, которому положена социальная выплата: европейская юстиция сочла Анатолия Бурдова собственником положенных ему денег с момента, когда компенсация была ему выделена, а не тогда, когда он эти деньги получил.

Это решение, хотя и не слишком значительное по финансовым последствиям, маркирует вступление нашего государства в необычную эпоху. Впервые в истории суверенитет российских властей оказался серьезно задетым, но не властью иного государства, а властью закона. Не зря мы не слышим по поводу Страсбургского суда громких традиционных возмущений ура-патриотов, привыкших искать заговоры против России: трудно назвать заговором собственное законодательство.

Поразительно, но этого механизма, столь нетрадиционного для России, ожидали уже давно и те, кто нуждается в правосудии, и те, кто это правосудие осуществляет. Трудно вспомнить хотя бы один громкий процесс последнего времени, в котором адвокат проигравшей стороны не обещал бы перед журналистами, выйдя из зала суда, обратиться в Страсбург. В неделю в секретариат суда поступают 80-100 жалоб от российских граждан.

Не стоит думать, что власти относятся к этому с пренебрежением. Еще в марте 2001 г. на одном из «круглых столов» в Москве, посвященном деятельности Совета Европы, представитель Главного государственно-правового управления президента РФ Юрий Берестнев рассказал, как ему пришлось специально ездить в Ростов-на-Дону, чтобы разбираться по поводу невыплаты компенсации некоему чернобыльскому ликвидатору, который подал жалобу в Европейский суд. Представитель президента сразу определил, что дело это для государства заведомо проигрышное. «И на следующий день, как мы с этим уладили, в Страсбург ушли еще 123 аналогичные жалобы», посетовал Берестнев. Судя по всему, представитель президентской структуры разбирался как раз с проблемами скромного чернобыльского ликвидатора Анатолия Бурдова...

Это один из примеров неподдельного внимания властей к происходящему в Страсбурге. На другом обсуждении, происходившем в феврале этого года в офисе компании «Гарант» по поводу выпуска этой компанией диска с решениями Европейского суда на русском языке, один из начальников ГУИНа искренне поинтересовался у руководителя секретариата Европейского суда Поля Махони, с которым был организован телемост: можно ли подвергать цензуре переписку заключенных с Европейским судом, чего вроде бы не запрещает российский закон? Поль Махони явно удивился вопросу и объяснил, что перлюстрацию любой переписки заключенных Европейский суд еще в 1975 году признал нарушающей права человека. «Как хорошо, что я все-таки спросил, с облегчением сказал после телемоста этот представитель ГУИНа своему коллеге, а то потом не оберешься...»

Одно из главных впечатлений, которое жертвы российского «кривосудия» получают от общения с судьями, чиновниками и всеми другими власть предержащими, это их глухота. Появление Европейского суда показало, что эта глухота приобретенная и в принципе излечима.

ЗОЯ ОРЬЯХОВА
(«Прима»)

Москва

©   "Русская мысль", Париж,
NN 4408-4409, 16 мая 2002 г.

ПЕРЕЙТИ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ СЕРВЕРА »»:  ...