В Доме РСХД при церкви Введения Пресвятой Богородицы во храм состоялась встреча с Вячеславом и Ольгой Никитиными, директором и педагогом «Дома милосердия» из Санкт-Петербурга, на которой побывал наш корреспондент
Страшно сказать, бездомных или, как говорили раньше, беспризорных детей в сегодняшней России насчитывается несколько миллионов. В конце прошлого года на эту проблему, кажется, впервые за последнее десятилетие наконец обратил внимание глава государства: президент Путин предложил сделать все возможное, чтобы беспризорные дети как явление перестали существовать. Однако в России, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вячеслав Никитин вместе с группой таких же, как он, подвижников вот уже более десяти лет пытаются спасать бездомных детей Петербурга в приюте «Дом милосердия».
Первый приют, организованный Никитиным в 1991 г., долго ютился в предместьях Петербурга в довольно трудных условиях. Несмотря на то, что с сентября 1992 г. у приюта появился государственный статус, в какие бы инстанции потом Никитин ни обращался, никто не хотел помочь им получить помещение: в Петербурге недвижимость это деньги, а какого можно ожидать дохода от приюта... Только в 1994 г., когда приют взял под свою опеку православный приход Братства Святой Анастасии Узорешительницы на Васильевском острове, они смогли обосноваться в старинном особняке на берегу Невы (здание бывшего ярославского синодального подворья, принадлежащее Братству). И сегодня большинство сотрудников волонтеры из Братства.(Фото ACER-Russie.)
Этот приют представляет собой уникальный случай, когда государство и Церковь сотрудничают, причем помогают приюту и православные, и католические благотворительные организации: и Русское студенческое христианское движение, и французская «Католическая помощь», и Католический комитет против голода и за развитие, и Братство Св. Анастасии, и сам митрополит Петербургский Владимир, приславший в прошлом году к Рождеству значительную сумму на подарки детям.
Слово Вячеславу Никитину.
В Петербурге сегодня живут около 840 тысяч детей, а детей, которых называют беспризорными или, на западный манер, уличными, т.е. тех, кто не живет дома (либо дома у них вообще нет, либо они его оставили из-за конфликтов разного рода), полторы-две тысячи. Среди них много детей иногородних, которые раньше были питерскими. Их родители под влияниием охотников за дешевым жильем продавали свои квартиры за гроши и переселялись в область, причем иногда это были нормальные дома, а иногда их вывозили просто в никуда, где они и продолжали пить дальше. А дети возвращаются обратно в город и живут по подвалам, по бомбоубежищам.
Другая категория уличных детей это те, кто лишен надлежащего надзора, воспитания со стороны родителей и живет между домом и подвалом, таких 30-40 тысяч, и число их все время возрастает. В 2000 г. были лишены родительских прав через суд 1250 семей, а еще около двух тысяч заявлений остались нерассмотренными. Количество мест в приютах и детских домах гораздо меньше, чем число нуждающихся в них детей: общество не успевает адаптировать эти сотни и тысячи выплеснувшихся на улицу детей. Здесь главная опасность в том, что эти подростки попадут в среду, связанную с уголовным миром, откуда их вытащить бывает очень сложно. Чем больше ребенок провел времени на улице, тем труднее его адаптировать.
Этапы закрепления ребенка в уличной среде примерно таковы. Сначала он проливает свою кровь - в прямом или переносном смысле в своей семье, где переживает страх, слезы, насилие. Потом он оказывается на улице, где ему лучше, чем дома. Я спрашивал у ребят, которые обычно собираются у метро «Пионерская»: «Почему вам здесь хорошо?» и мне отвечали: «Если меня кто-нибудь обидит меня защищают, у меня не было ботинок мне дали, у нас здесь друзья». Друзья, которых такой ребенок не имел раньше ни в родителях, ни в своих учителях. Но в уличной среде дети ориентированы на выживание, а способы выживания часто связаны с насилием над другим. Самое распространенное явление избить пьяного или с жестокостью отобрать сумку у бабушки, только что получившей пенсию. Двое педагогов, когда-то воспитавших меня самого, именно так и погибли. И вот, когда он прольет чужие слезы, чужую кровь, вернуть его с улицы катастрофически сложно. (Фото ACER-Russie.)
У нас среди воспитателей был совершенно замечательный человек, мой тезка, Вячеслав. Он взял к себе одного такого трудного ребенка, но мальчик все равно продолжал воровать и в конце концов сбежал. Потом он взял другого очень трудного подростка, которого родители в прямом смысле слова брали дома за ноги и били головой об стенку. И он справился. Но однажды, когда мальчишка долго не возвращался домой, он отправился его искать, пришел в район, где была большая детская тусовка, много детей-токсикоманов, с которыми, кстати, и милиция не знает что делать. Кто-то ему сказал: мы, мол, видели мальчика. Он пошел за ними, вошел в лифт многоэтажного дома... а очнулся уже в больнице с пробитой головой и очищенными карманами..
Сегодня стационарно в приюте могут одновременно жить 30 детей от 3 до 18 лет. В среднем они находятся в приюте год-полтора, после этого обычно их отправляют либо в детский дом, либо в приемную семью. Одновременно есть группа, 15 человек, где пребывание детей ограничено только дневным временем. У нас действует также семейно-воспитательная группа, которая занимается передачей ребенка в новую семью. Мы находим приемную семью для ребенка либо на постоянное, либо на временное проживание и заключаем с одним из родителей договор: он на время становится нашим сотрудником. Таких у нас сейчас 29 человек. Еще есть форма социального патронажа. В зависимости от семьи ребенка, этот патронаж может выражаться в юридической, медицинской помощи, в материальной поддержке.
В разговор вступает Ольга Никитина, педагог коррекционного обучения: вместе с психологом она определяет интеллектуальный и психологический уровень детей, попадающих в «Дом милосердия».
Обучение в школе основной вид полезной деятельности ребенка. В этом возрасте от того, насколько уютно он себя чувствует в школе, зависит общее состояние. Так часто бывает, что родители там, где они все-таки есть, перекладывают на старших детей все заботы по воспитанию младших. Многие вынуждены зарабатывать деньги, т.е. попрошайничать или еще каким-то другим способом. В результате дети вообще не могут ходить в школу. Кроме того, даже внешний вид ребенка из семьи алкоголиков и наркоманов резко отличает его от сверстников, и это тоже вызывает трудности.
Часто к нам попадают подростки 14-15 лет, которые не ходили в школу год-два. Значительное количество детей вообще неграмотные, а считают они в силу необходимости в пределах ста. Много детей, которые не обучались в школе от трех месяцев до полугода. У дошкольников задержка физического развития такова, что полностью отсутствует систематизированное представление о внешнем мире. Например, они все рисуют деревья без ветвей, без листьев, и сложно бывает им объяснить, что весной на деревьях распускаются листья. Часто рисунки этих детей просто вызывают ужас.
В нашу задачу входит как можно больше сделать для развития ребенка, и традиционные подходы в обучении здесь не могут быть использованы. Это скорее художественный подход: они рисуют, с ними ставятся спектакли, причем дети принимают самое активное участие и в создании декораций, костюмов. Мы вместе путешествуем по стране, совершаем паломничества. Но главное ребенок должен получить образование. Очень сложно за короткий период времени, пока ребенок у нас находится, дать ему хотя бы первоначальное образование.
Почти все дети проходят период адаптации, во время которого наши педагоги стараются поднять самооценку ребенка: дети, которые попадают к нам, часто убеждены, что ни на что не способны. Нужно найти для них те виды деятельности, в которых они могли бы себя показать. И здесь к каждому ребенку нужен отдельный подход, мы ищем для них школы, в которых есть соответствующие программы для сложных детей, а некоторых приходится обучать в домашней школе. Мы сами создаем для них специальные программы, чтобы дать хоть какой-то минимум с которым ребенок сможет дальше развиваться.
Есть так называемые дети-«маугли»: ребенок вырос в подвале, ничего, кроме подвала, не видел. Когда такой ребенок попадает в приют, его даже нельзя приласкать, приголубить. Нельзя элементарно вывести погулять или в поликлинику он сразу хватается за косяк двери и начинает кричать. Многие ведут себя довольно агрессивно, могут выбивать стекла, а одна девочка у нас была она запросто ногой выбивала дверь вместе с косяком. Тут возникает проблема разделения детей тех, что только что пришли с улицы, и тех, кто уже прошел у нас адаптацию. (Фото ACER-Russie.)
Пока Ольга рассказывает, я все время ловлю себя на мысли, что от нее исходит какая-то удивительно добрая, спокойная сила наверное, такой и должна быть сестра милосердия для маленьких скитальцев, обретающих здесь дом.
А как-то на дневное пребывание к нам приходила группа цыганских детей: родители-цыгане обычно детей не отдают ни в какое учреждение, даже несмотря на то, что в квартире, где они жили, все сгнило, паркет содран, нет ни горячей воды, ни постельного белья. Тем не менее дети к нам ходили, мне приходилось после этого с себя блох снимать, но они очень старались и, что было трогательно, всячески стремились показать, что они причесались, почистились как смогли, показать нам: видите, мы не грязные, хотя я от них ничего не требовала!
Ольга восклицает это с такой обезоруживающей простотой, как будто и грязь, и блохи в самом деле такая чепуха, о которой и говорить то как-то неловко, когда «они все-таки выучились у нас читать, писать, умножать и делить».
Важно, продолжает Вячеслав Никитин, чтобы дети почувствовали внимание к своим проблемам, чтобы то место, куда они приходят, стало для них некой зоной безопасности, потому что все механизмы насилия, которые в таком ребенке начали действовать, основаны на страхе перед тем, что их окружает. Мы стараемся дать детям максимум уюта. Уют для такого ребенка важнее, чем для ребенка, живущего в нормальной семье. Уют для него орудие социализации. Здесь красиво, а не ночлежка какая-то с железной кроватью. Эти дети очень дорожат эстетически красиво оформленной средой, и мы стараемся подобрать для них все красивое.
(Cреди фотографий, которые показывают нам Никитины, двое мальчишек, устроившихся в больших уютных креслах-кроватях, так не вяжущихся с представлением о приюте).
Кроме того, мы стараемся создать для них условия, максимально приближенные к домашним: каждая группа из десяти человек живет в трехкомнатной квартире, уютной, со своей кухней, где они могут себе готовить. А дальше многообразие форм включения в социум. Братство приобрело для приюта дом за городом, куда мы вывозим детей летом. Конечно, городские власти тоже выделяют нам путевки в государственный загородный лагерь, но наши дети, как правило, оттуда бегут, они еще не могут прижиться среди своих, скажем, более благополучных сверстников.
Конечно, мы существуем в основном благодаря помощи с Запада, и если сегодня мы добились каких-то результатов, если дети от нас не бегут, как из детских домов, это в значительной степени потому, что у нас больше средств, чем у других и мы можем каждого окружить должным вниманием. По федеральному закону, дети могут оставаться у нас до решения социальных проблем, но на деле город все время настаивает: быстрее, быстрее смотрите, сколько еще детей на улице. А детские дома есть и хорошие, но они в основном работают на международное усыновление так сложилось за последнее десятилетие. Мы же убеждены, что нужно сначала постараться поместить этих детей в России.
Мы активно передаем детей в семьи, сколько можем, у нас при Доме работает настоящая школа родителей. К сожалению, ни город, ни средства массовой информации нас в этом не поддерживают. Потому что международное усыновление приносит городу деньги, а мы только статья расхода. Государство выплачивает приемной семье пособие и даже маленькую зарплату. Те, кто берет детей под опеку, тоже получают от государства субсидии деньги, в масштабах средней семьи нормальные, на которые детей можно во всяком случае полностью прокормить.
На вопрос, что изменилось после указа президента, Никитин ответил, что главным образом это привлекло к приюту внимание например, пришло оборудование швейной мастерской и прачечной. Другое дело, что установить их пока негде.
Мы всех беспризорных детей, все две тысячи знаем практически в лицо, но у нас нет возможности всем помочь...
Владислав и Ольга снова и снова раскладывают перед нами альбомы с фотографиями детей из «Дома милосердия» так обычно показывают своих чад любящие родители. С фотографий смотрят на нас карие, серые, голубые, черные замечательные, веселые и пытливые, детские глаза. Хочется верить, что теперь у этих детей есть будущее.
Узорешительницы на Васильевском острове, они смогли обосноваться в старинном особняке на берегу Невы (здание бывшего ярославского синодального подворья, принадлежащее Братству). И сегодня большинство сотрудников волонтеры из Братства. (Фото ACER-Russie.)
чем дома. Я спрашивал у ребят, которые обычно собираются у метро «Пионерская»: «Почему вам здесь хорошо?» и мне отвечали: «Если меня кто-нибудь обидит меня защищают, у меня не было ботинок мне дали, у нас здесь друзья». Друзья, которых такой ребенок не имел раньше ни в родителях, ни в своих учителях. Но в уличной среде дети ориентированы на выживание, а способы выживания часто связаны с насилием над другим. Самое распространенное явление избить пьяного или с жестокостью отобрать сумку у бабушки, только что получившей пенсию. Двое педагогов, когда-то воспитавших меня самого, именно так и погибли. И вот, когда он прольет чужие слезы, чужую кровь, вернуть его с улицы катастрофически сложно. (Фото ACER-Russie.)
приходится обучать в домашней школе. Мы сами создаем для них специальные программы, чтобы дать хоть какой-то минимум с которым ребенок сможет дальше развиваться.