Беседа с лауреатом прошлогодней Букеровской премии
Творчество Людмилы Улицкой хорошо знакомо любителям современной российской прозы. Ее книга «Сонечка» была отмечена французской премией «Медичи» и итальянской премией «Джузеппе Ацерби». В прошлом году за роман «Казус Кукоцкого» она получила литературную премию «Smirnoff-Букер».
26 сентября в парижском магазине русской книги «Глоб» был представлен ее только что вышедший сборник «Сквозная линия» (повесть и рассказы). После встречи с читателями Людмила Улицкая любезно согласилась побеседовать с нашим корреспондентом.
Людмила Евгеньевна, издательство «Галлимар» с завидной регулярностью печатает ваши произведения. Сколько книг уже появилось на французских книжных прилавках?
Переведены четыре мои книжки. Для меня это совершенная сказка. Причем сборник рассказов «Бедные родственники» (1994) появился на свет сначала по-французски. В России книга выходила два года. У нас книгу «выдерживают» на всех этапах: в издательстве, типографии. Французы в этом случае оказались проворнее. Потом, правда, я узнала, что «Галлимар» работает гораздо медленнее, что объясняется огромным объемом выпускаемых книг. Осенью будущего года выйдет роман, за который я получила букеровскую премию, «Казус Кукоцкого», сейчас он переводится. И уже ведутся переговоры с «Галлимаром» о выпуске следующей моей книги.
Насколько важен для вас иностранный читатель, и как решается проблема переводов на другие языки?
Зарубежный читатель не перестает меня удивлять. То, что адресовано совершенно определенному российскому читателю, человеку моего миропонимания и мироощущения, вдруг оказывается интересно людям, которые варились в другом компоте. Мои книги переведены на китайский язык. Что может китаец понять про нашу жизнь?
Начиная с «Сонечки» мои произведения на французский переводит Софи Бенеш. Она чувствует язык и переводит очень пластично. К тому же мы с ней внутренне близкие люди, а мгновенное взаимопонимание переводчика и автора очень ценно.
Ваш визит во Францию связан с представлением «Сквозной линии» нового сборника рассказов?
Не совсем. Меня пригласили на фестиваль «Восток Запад», который проходит 27 сентября 6 октября в городе Ди. Это будет тринадцатая по счету «Европейская встреча в Ди». В этом году главным объектом встречи выбрана столица России. Софи Бенеш, не только моя неизменная переводчица, но и большой знаток «серебряного века», рассматривает в своем докладе метафизику Москвы. У меня состоятся два чтения: в Ди и в Гренобле. За «круглым столом» встречаются российские писатели Виктор Ерофеев, Андрей Битов, Владимир Маканин, Дмитрий Пригов. В период фестиваля пройдут художественные и фотовыставки, концерты, ретроспектива кинофильмов, посвященных Москве.
В вашей повести «Веселые похороны» описан эмигрантский быт 90-х годов. Довелось ли вам жить за границей, и если нет, то не возникало ли желания попробовать?
Я довольно хорошо знаю три эмиграции: американскую, немецкую и израильскую. В Америке десять лет учились и работали мои сыновья, поэтому я туда регулярно ездила и подолгу жила. Могу сказать, что жизнь русских за океаном сильно отличается от двух остальных эмиграций и мне она наиболее понятна. США принимает людей для того, чтобы они стали американцами. Приехавшие так или иначе врастают в ту жизнь. В Германии эмиграция носит чисто экономический характер, другой мотивации нет, и там наблюдается отторжение двух культур.
Конечно, эмиграция это всегда огромные потери разного рода, в частности и социальные. В Германии эти последние как раз наиболее ощутимы. Переселенцы живут на пособие, мало кто научается там работать, много пожилых людей. Молодежь пользуется возможностью получить замечательное бесплатное образование, но с работой трудно.
Израильская эмиграция самая идейная: люди уехали, чтобы стать евреями. Более сложную среду трудно себе представить. Это разнородное общество с огромными внутренними противоречиями, враждующее внутри себя. Прибавьте к этому состояние вялотекущей войны. Советскому человеку очень трудно себя переламывать и перевоспитывать. Кто-то приживается, кто-то уезжает в другие страны или даже возвращается в Россию.
Мне интересна эмиграция как замечательная модель одиночества: это состояние может быть тяжелым и в своей стране, но при переезде возникают дополнительные тяготы, а общечеловеческие проблемы переживаются на новом месте гораздо острее. Об этом я и написала повесть «Веселые похороны», у ее героев есть жизненные прототипы.
Писать было сложно, так как, когда знаешь о предмете значительно больше, трудно спрессовать в сознании и выдать существенное, что-то обязательно остается за скобками. Некоторые мои американские друзья даже обиделись, что я слишком легко прошлась по их жизни, которая, на их взгляд, гораздо трагичнее.
Сама я принадлежу к поколению, которому не могла не приходить в голову мысль об эмиграции. Опыт еврейской жизни в России предполагает, что временами возникает сильное желание сделать этот шаг. Мне бы хотелось умереть в России. Но, с другой стороны, жизнь так поменялась, и условия могут стать такими, что придется уезжать. Очень бы этого не хотелось.
Во времена СССР мы сами себя называли самой читающей страной в мире. Читают ли сейчас в современной России?
Начнем с того, что то заявление было в немалой степени легендой. Чтение было единственным нашим выходом в другое пространство. Советская жизнь проникала во все поры и оказывала зримо или незримо давление на каждого. Пресс социума был тяжелым, об этом как раз и написана моя «Сонечка». Сейчас читать, конечно, продолжают, хотя люди стали больше ездить, видеть, появились другие радости и развлечения. Вначале на книжных полках появилось много мути: попса, скандальная желтоватая литература, ранее запрещенные популярные издания по алхимии и антропософии. Каждый читатель нашел свой жанр, страшного в этом ничего, на мой взгляд, нет. Структура чтения приблизилась к общемировой. В советской России массовая культура исчерпывалась газетно-журнальным набором. В современной России с опозданием или искажением, но наблюдаются те же процессы, что и на Западе. Хотим мы того или нет, но в зону глобализации постепенно вступаем; процесс усреднения существует, и в нем, как и везде, есть свои положительные и отрицательные моменты.
Складывается впечатление, что в России стало больше писательниц. Как вы это оцениваете?
Ничего удивительного, просто пришло время. Женщины стали широко получать высшее образование только в первой половине ХХ века. Факт этот существенен, ибо нельзя стать писателем, не имея достойной базы. Это не случайный или обусловленный конкретной ситуацией в стране всплеск. Скорее общая мировая тенденция: чем цивилизованнее страна, чем эмансипированнее в ней женщина, чем более равное мужчине она занимает место в обществе, тем больше в культуре женщин.
В России термин «женская литература» в отличие от остального мира употребляется, к сожалению, с уничижительным оттенком. В конце концов, это проблема классификации: книги можно расставлять на полках в зависимости от жанра, года выпуска. Женское и мужское в данном случае не более чем один из способов каталогизации. Лично мне ближе жанровое подразделение.
В последние годы российские творческие союзы переживают кризисный период. Нужен ли современным литераторам союз писателей?
Я никогда не состояла в советском Союзе писателей. И потому что поздно начала писать, и никогда бы меня туда не приняли, да и меня к нему не влекло. Сейчас разрушаются структуры, существовавшие при советской власти. И, кстати, правильно: это был способ государства руководить искусством. Но профсоюзная организация необходима, ибо цеховые интересы лучше защищать сообща. Что бы делали художники без мастерских и скидок на приобретение материалов? Опять-таки никто никого сейчас не заставляет никуда записываться и тем самым подделываться под власть, и в этом какая-то степень данной нам свободы.
26 сентября в парижском магазине русской книги «Глоб» был представлен ее только что вышедший сборник «Сквозная линия» (повесть и рассказы). После встречи с читателями Людмила Улицкая любезно согласилась побеседовать с нашим корреспондентом.