|
Дети Серебряковой
В войну, наверное, были свои трудности?
Да, конечно. В войну все распределялось по карточкам, ничего нельзя было свободно купить. А главное, мы еще не были французами многие люди, которые об этом не позаботились, надеясь вернуться в Россию, во время войны оказались без надежных бумаг. Хорошо хоть, что брата Шуру не забрали... А после войны мы получили французское гражданство, все трое.
Потом нам пришлось, чтобы не переезжать, купить здесь мастерскую и сейчас же продать ее «en viager» (за пожизненную ренту. ред.), чтобы выплатить за нее деньги... Ее купил француз, который не имеет никакого отношения к искусству просто решил выгодно вложить средства. Он надеялся, наверное, что я скоро умру и он сможет снова продать эту мастерскую уже за большие деньги. Но я, как видите, пока живу, хотя мне уже скоро девяносто.
Мы жили здесь все вместе мама, я и брат. Картины, которые вы здесь видите, развешаны еще мамой. Мама умерла в шестьдесят седьмом году...
Можно задать вам странный вопрос? Я с детства знаю автопортреты вашей мамы, и, насколько можно судить, она была очаровательной женщиной. А вот какой у нее был характер легкий?
Да, очень легкий, но она была застенчива. И главное для нее было работа. Как и для всех нас. И чтобы сделать все то, что мы сделали, нужно было прежде всего очень хорошо уметь рисовать. Работы моего брата это замечательные рисунки...
А какова судьба ваших сестры и брата, которые остались в России?
Старшая сестра она уже умерла вышла замуж за театрального художника Валентина Николаева и жила в Москве. Она окончила балетное училище в Ленинграде, но танцевать не стала, а тоже стала театральной художницей, работала с Владимиром Васильевым. У нее было двое сыновей, но один из них рано умер, а второй, мой племянник Иван, тоже стал художником. Он недавно сюда приезжал, рисовал Париж... Сестра издала письма мамы, которые та писала в Россию. А старший брат Евгений стал, как я уже говорила, архитектором. Он жил в Петербурге и там недавно умер.
Скажите, а когда после советской школы вы приехали в Париж вам ведь было уже лет пятнадцать, это было чем-то вроде шока?
Шока? Нет я ведь к маме приехала. Меня, правда, отдали в специальную школу, где обучали французскому языку и где учились одни иностранцы. Я там сидела рядом с одной англичанкой, с которой подружилась на всю жизнь. Она недавно умерла. Мы ездили с мамой и в Англию у нее там были заказы, но главным образом в Бельгию, где заказов было больше. Там была большая выставка русского искусства, и, по рассказам, перед маминой картиной остановился король. И бельгийцы, наверное, подумали: раз король остановился... И один богатый бельгийский делец заказал маме портреты свой и жены. Он жил в Брюгге, у него там был роскошный дом с садом. А потом он послал маму в Марокко, где у него были деловые интересы он владел там пальмовыми рощами. Он убедил маму, что ей надо туда поехать: «Там такие краски, такие интересные типы. Я вам оплачу дорогу».
Мама поехала и написала много картин, которые до сих пор у нас хранятся. А лучшие вещи этот «меценат» взял себе в Бельгии была выставка этих работ. Меня эти богатые люди тоже приглашали к себе, я жила в их семье, рисовала... Я знаю Бельгию Брюссель, Брюгге, Остенде... И брат мой тоже бывал в Бельгии и там рисовал. Он замечательный акварелист, Ротшильды выпустили альбом его работ, который называется «Аlexandre Serebriakoff. Portraitiste d'interieurs». А я ему помогала заканчивать вещи, чтобы он не тратил лишнего времени на физиономии Ротшильдов и так далее. Впрочем, меня они тоже знали как художницу.
Никита Лобанов говорит, что ваш брат нарисовал интерьеры чуть ли не всех важных домов Франции...
Ну, это преувеличение. Но мы в этой среде работали и ее знали президент фирмы Коти, семья герцога де Брисак, у Виндзора...
Как он начал писать интерьеры, которыми больше всего прославился?
Половцев, известный русский антиквар в Париже, рекомендовал брата Карлосу де Бестеги, с которым он учился в Итоне. Карлос происходил из испанской семьи, имевшей богатые художественные коллекции, часть которых его дядя передал в Лувр. За три-четыре года до войны Карлос купил поместье и перестроил замок при участии русского архитектора Кремера, вскоре после оккупации с собой покончившего. Этот замок он украсил с большим вкусом, но и с невероятной роскошью подлинными гобеленами, старинной мебелью, и брат был приглашен зарисовать эти интерьеры. Поскольку он не только прекрасный рисовальщик, но и владел навыками архитектурной перспективы, это получилось очень удачно. https://rusmysl.ru/2003I/4445/ Года два назад это имение продавалось с аукциона продажу устроил дом «Сотбис», все ездили туда любоваться художественными сокровищами.
Потом де Бестеги пригласил брата зарисовать интерьеры особняка своих родителей на площади Инвалидов, который он получил в наследство. В 1951-м брат делал рисунки бала в его венецианском особняке Palazzo Labbia с росписями Тьеполо, а фрески XVIII века на сюжет «Fantomes de Venise» восстановил по старинным гравюрам Сальвадор Дали. Бал был посвящен теме «Антоний и Клеопатра». Потом брат рисовал интерьеры в духе XVIII века, в особняке в Нейи, принадлежавшем богатому чилийцу Артуру Лопесу Вильшау. Затем особняк был продан, теперь там музей, и в холле стоит макет особняка, сделанный моим братом. Другой знаменитый особняк, теперь принадлежащий Ротшильдам, это «Hotel Lambert» на острове Сен-Луи в Париже, отделанный Лебреном. После революции там был винный склад, потом больница, а в 20-е 30-е годы он принадлежал графу Чарторыжскому. Еще один интересный дом, который рисовал брат, графов де Бомон на улице Массеран за площадью Инвалидов, после войны его купили Ротшильды, а сейчас там посольство Берега Слоновой Кости. https://rusmysl.ru/2003I/4445/ Брату приходилось жить в этих домах, чтобы писать свои акварели?
Да, если это было не в Париже, нас с братом приглашали, и мы сколько-то времени там оставались. А когда мы с мамой ездили в Англию, мама там писала портреты, а я рисовала Англию, но не Лондон, а богатые загородные поместья наших заказчиков. Какое-то время мы жили в Англии у нашей кузины. Сестра нашей бабушки вышла за богатого англичанина Эдвардса, а это были их родственники, шерстяные фабриканты, и они заказали маме свои портреты. В Англии у нас еще есть родственники со стороны Бенуа, но это люди бедные. Таким образом, у нас были некие особые периоды жизни и работы английский, бельгийский...
А у кого учился ваш брат? У мамы?
Ни у кого он не учился. Ни у мамы, ни у кого. Мы все ни у кого не учились, и мама ни у кого не училась. Мы все рисуем с детства. Как только ребенок рождается, дают в руки карандаш и сразу рисуем.
И мама, и брат настоящие художники, и они всегда старались делать настоящие вещи, а не то, что модно. Сейчас только новое искусство в чести. А ведь нет нового и старого искусства есть только искусство.
1990 2002
Париж
© "Русская мысль", Париж,
N 4446, 6 марта 2003 г.
... |
|
|
|
|