|
Лекция, прочитанная на семинаре
в Свободном университете «Русской мысли» (Москва, 17 июня 1999 г.) |
А теперь обратимся к искусству христианского Запада. Перед нами такое изобилие числом и разнообразием произведений искусства, какого не произвели все прочие цивилизации вместе взятые. Однако это то же христианство. В общем, это примерно то же в своих основах богословие образа. Но разница в акцентах поразительна, и, хотя Запад признал искусство иконы, которая даже весьма вошла в моду, обратного, по крайней мере в обрядовом обиходе, не произошло.
Чтобы понять причины этого, надо возвратиться во времена, когда христианское искусство лишь едва существовало. Надо бы точно определить влияние языческого фундамента, а также мысли Римской Церкви.
Естественным языческим религиям свойственно ощущение присутствия божественного во всем. Фалес, первый из семи мудрецов, провозгласил, что "все полно богов". Нет такой античной мозаики или фрески, где среди виноградных лоз, нимф и знаков зодиака не чувствовалось бы присутствие божественного. Это не воплощение, это универсальное присутствие божественного. Это присутствие принималось господствующей философией, более или менее одухотворенным стоицизмом конца республики и империи. Стоики знали, что Бога изобразить нельзя, но что всякое изображение несет божественное при условии, что душа стремится к вышнему, что она чувствует свое родство с высшими фигурами вселенной. Каким бы ни было расстояние, которое, как знает мудрец, разделяет Бога, сотворенные десницей Божией образы, например, небесные светила, и несовершенные создания рук человеческих, все они достойны уважения. Не почитать их нечестиво. К тому же, ни Цицерону, ни Сенеке не придет в голову мысль расстаться с духовными силами полиса, а значит, и с олицетворяющими его торжественными образами. Поэтому философия принимает единственный обязательный культ, культ императора. Он есть Логос, или третья ипостась Плотина, которая дает форму материи. В общем, языческий мир постольку, поскольку он затронут философией, принял идею, что поклонение или почитание обращены не к материальному образу, а к тому, что он символизирует, к стоящему за его гранью божественному первообразу. Концептуально это не так уж далеко от учения Второго Никейского собора.
Эти идеи имеют хождение во всей империи. Они родились в греческом мире, но Рим взял на себя их распространение и приспосабливание к своей практической программе цивилизации. Можно сказать, что он взял их на вооружение не столько за истинность, сколько за полезность. Речь идет о передаче форм мысли и искусства, участвующих в осуществлении единого дела, римского дела создания обустроенной универсальной и цивилизованной империи. Философия сползает в сторону риторики. Оратор не скрывает ревниво философскую мудрость, науку о благе, но предпринимает ее распространение, убеждая, трогая сердца, завоевывая души.
© "Русская мысль", Париж,
N 4275, 24 июня 1999 г.,
N 4276, 01 июля 1999 г.,
N 4277, 08 июля 1999 г.
| [ 6 / 15 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
