|
Лекция, прочитанная на семинаре
в Свободном университете «Русской мысли» (Москва, 17 июня 1999 г.) |
Действительно, спор об изображениях никогда не был на Западе таким напряженным и серьезным, как на Востоке. В богословском подходе разногласий нет, но сам предмет остается второстепенным и подчиненным. Это видно из документа капитального значения, который станет камертоном для последующих веков и будет рассматриваться как окончательная норма. Это письмо папы Григория Великого марсельскому епископу Серену, писанное в 600 году. Серен приказал разбить все изображения в своем городе. Он мог опираться при этом на авторитетные мнения многочисленных отцов Церкви Тертуллиана, Евсевия, Лактанция и Августина. Однако Григорий решил, что Серен не выполняет своего пастырского долга, что он вносит соблазн в паству. Для неграмотных, которым недоступно Писание, изображения являются средством научения. Римская Церковь считала верность душ нетвердой. Она боялась смутить их и вызвать их отступничество. Изображение поучает верующего. Оно апеллирует к его интеллекту, памяти и чувствам, к его componctio. Оно воспламеняет благочестие. Оно направляет страсти к добродетели. Оно убеждает, научает, трогает и нравится. То есть изображение риторично в самом сильном и самом традиционном смысле этого слова.
Я не могу цитировать весь текст, но мне кажется, что из него можно сделать следующие выводы:
1) священный образ, приближаясь в достоинстве к Священному Писанию, удаляется от святого первообраза. Постоянные ссылки на авторитет четырех отцов Римской Церкви направлены на придание образу скромного статуса и на угашение пламени христологических споров, разоривших Восток. Относясь к области риторики, а не метафизики, образ не изъясняет догмат, а ограничивается защитой христианского дела;
2) поскольку образ предназначен для того, чтобы убедить язычников принять христианскую веру и не отступать от нее, сохраняется связь с изображениями, перед которыми некогда свершалось поклонение идолам. Все достижения искусства: формы, материалы, техника и ремесло все это можно использовать вновь. Все, что было охвачено мыслью о прекрасном, принимается в новое домостроительство и находит в нем место. Искусство Парфенона, его греческие и римские последователи, иконография империи все это составляет природу, которую христианская благодать может усовершенствовать, но не уничтожает. Следовательно, незачем искать нового, "христианского" искусства, порывающего со старым, которое является, если можно так сказать, общим искусством. Искусство христиан может претендовать на превосходство перед искусством язычников в истине, но не в красоте. Языческое искусство остается образцом. То же можно сказать и о византийском искусстве, служившем вплоть до XIII века предметом подражания как образец красоты, а не как канон. К этому "общему искусству" совершается возврат каждый раз, когда стили выдыхаются и исчерпываются формы такие эпохи именуют "возрождениями";
3) играя скромную роль в деле освящения, образ должен исполнять ее до конца. От образа не требуется ни строгого следования богословской истине, которая просто слишком велика для него, ни, следовательно, подчинения наработанным схемам. Иначе он потеряет свою убедительность и прежде всего многообразие, изобретательность, неожиданность, разнообразие средств начиная с круглой скульптуры (запрещенной на Востоке) до цветовых эффектов, перспективы и обманки, то есть средств, наиболее приспособленных, чтобы тронуть душу, понравиться, научить;
4) и самое важное: светское искусство разрешается и даже поощряется священным искусством. По словам Псалмопевца, земля тоже хвалит Господа. Убежденность естественных религий в том, что все в природе проникнуто божественным, повторяется христианством в том смысле, что всякая вещь, поскольку она сотворена благим Богом, соотносится с Ним и, согласно своему чину, отражает Его. Александрийские путти, олицетворявшие силу любви, в виде крылатых младенцев окружая священное семейство или утешая мучеников, обретают, может быть, высшее значение, но это значение ничем не противоречит первому. Римские принципы decorum и ornamentum столь же действенны в церквях в соответствии с указаниями епископов, сколь и во дворцах и в одежде в соответствии с положением в социальной иерархии. Светское и священное искусства суть сообщающиеся сосуды, между которыми идет обмен открытиями и методами. То, что художник узнает о женщинах, внимательно их наблюдая, он использует, изображая Богородицу, а то, что он узнает от Богородицы, живописуя ее с благочестием подобно евангелисту Луке, послужит украшением лиц женщин, если они будут того достойны.
© "Русская мысль", Париж,
N 4275, 24 июня 1999 г.,
N 4276, 01 июля 1999 г.,
N 4277, 08 июля 1999 г.
| [ 7 / 15 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
