|
Лекция, прочитанная на семинаре
в Свободном университете «Русской мысли» (Москва, 17 июня 1999 г.) |
Фома Аквинский дополнил благожелательное отношение Августина к миру благожелательностью Аристотеля к искусству и художнику. Природа это шедевр Бога, Который творит его своей мыслью. В свою очередь, природа продолжает божественный творческий импульс, который наделяет ее сущностью и действием. Наконец, художник, подобно природе и самому Богу, соотносит элементы ради заключительной цели. Его действие, в отличие от действия природы, несущностно, и этим искусство ниже природы, но, с другой стороны, природа подчиняется бессознательному разуму, в то время как искусство и в этом его доблесть дело сознательного интеллекта.
Фома сравнивает искусство с добродетелью благоразумия. Благоразумие золотое правило доброго ремесла. Это с тем же успехом применимо и к искусству. Вот в чем разница: благоразумие это добродетель, внутренне присущая человеку благоразумному. Искусство проверяется лишь в произведениях. "В искусстве от работающего не требуется, чтобы он хорошо себя вел, но чтобы он сработал хорошее произведение. Скорее от произведения требуют, чтобы оно хорошо себя вело, как можно требовать от ножа, чтобы он хорошо резал, и от пилы, чтобы она хорошо пилила. (...) Поэтому искусство необходимо ремесленнику не для того, чтобы ему хорошо жилось, но для того, чтобы он производил доброе произведение и сохранял его" ("Summa Theologiae" la llae, q.57, art.5). То есть речь идет об эстетике доброго ремесла. О природе прекрасного и его источнике божественной красоте, о его излиянии на все сотворенное Фома Аквинский излагает собственные взгляды, не столь отдаленные от взглядов Августина. Я хочу отметить значение, которое Фома Аквинский придает удовольствию и отдыху в чувстве созерцающего свои творения, и игре как одной из мотивировок создающего их. В конце концов, урок Аквината можно выразить в доверии к артисту и к свободе искусства, поскольку глубокая нравственность искусства в самом искусстве.
Итак, в этой римско-католической обстановке искусство в течении нескольких веков развивалось бурно, как никогда в истории. Античные легенды, Овидий и Вергилий дали сюжеты, которые сосуществовали, иногда смешиваясь в одной картине с собственно христианскими мотивами. И каковы бы ни были вера и нравы художника, именно он является необходимым связующим звеном между собственно красотой и произведением искусства, и можно понять, что он хочет избавиться от анонимности, что он хочет восхождения по социальной лестнице для того, чтобы усесться рядом с поэтами, учеными и государями. Можно, наконец, понять, что этот проводник божественного сам иногда именуется, подобно Леонардо да Винчи или Рафаэлю, божественным. И тут поднялось новое иконоборчество.
Новое иконоборчество напоминает древнее тем, что оно теоретически было сформулировано задолго до того, как повлияло на судьбы искусства. В нем можно выделить два этапа. Первый богословский, он возрождает древние споры, но решает их по-иному. Второй философский, на вид оторванный от христианства. Нужно потрудиться, чтобы обнаружить в нем подспудное христианское течение.
© "Русская мысль", Париж,
N 4275, 24 июня 1999 г.,
N 4276, 01 июля 1999 г.,
N 4277, 08 июля 1999 г.
| [ 9 / 15 ] | ||||
|
|
||||
|
||||
